Предсказание счастья

Клейри. Белозубая, чернокожая, сияющая и благоухающая горячим хлебом, Мать всех Матерей, африканская богиня очага, чей необъятный бюст грозит разорвать яркое, жизнерадостное платье, на котором все цветы сельвы. Клейри, в белоснежном чепце на жестких черных кудрях и белоснежном же крахмальном фартуке, зловеще гремящем при каждом движении. И, наконец, Дженнифер О'Хара. Рыжеволосая Венера, чьи поцелуи еще горят на его губах. В чем-то невообразимом, сине-зеленом, под цвет глаз, в чем-то, обтягивающем бедра и развевающемся над стройными ногами, обутыми в золотистые босоножки на высоком каблуке, невесомом и летящем, искрящемся золотом… Это нельзя назвать платьем. Как нельзя назвать платком или шалью то, что накинуто на белоснежные плечи и прикрывает ссадину, полученную на вчерашнем пожаре. Это не платок. Это хвост павлина, со всеми его изумрудными, бирюзовыми, сапфировыми глазками и переливами, с золотой каймой, с небесно-голубым пухом по краям…

Дон глубоко вздохнул и шагнул к своим женщинам. Здесь не было служанок, поварих, внебрачных детей, наемных работников, молодых вдов. Здесь, на высоком крыльце Дома на Сваях стояли его Женщины, женщины дома Дона Фергюсона, его хранительницы и хозяйки, его домашние божества и королевы, принцессы и герцогини. Они расступились, давая ему место, и собравшиеся гости разразились дружными аплодисментами. Все эти Арьеда, высший свет, акулы бизнеса и воротилы банковского дела рукоплескали Дому на Сваях и его хозяевам.

Дон незаметно стиснул пальцы Дженни и прошептал:

— Я закажу памятник Карле. Из чистого золота. Поставлю в саду и буду молиться каждое утро. И голосовать буду только за Джейка. Даже если он не будет баллотироваться.

— Ты чего? Обалдел от нашей красоты?

— Имею право, но нет. Ведь это Карла прислала тебя. Мое благословение.

Дженни тихо засмеялась, и они спустились в сад, к гостям, рука об руку, как и подобает хозяевам приема.

Лена Маккензи прикончила третий стакан рома с лимонадом и не глядя сунула его в траву. Лену трясло от злости.

Ходит с ним под ручку, улыбается направо и налево, болтает как сорока… Тварь, рыжая тварь, выскочка с большими сиськами. Фу! Смотреть противно.

Ого! Что-то интересное. Себастьян Орасио Санчес, один из столпов бразильского нефтяного бизнеса, привел с собой дружка… Смотри-ка ты, а ведь мы его знаем! А еще интереснее, что и рыжая сучка его тоже знает, причем не с лучшей стороны. Вон как побледнела! Это надо поподробнее, поподробнее…

— Эй, придурок! Не видишь, на подол мне наступил. Подай сюда ром. И лимонад. И лед. Да, чтоб не ждать тебя сто лет, давай всю бутылку, прямо с подносом!

Лена вместе со стратегическим запасом спиртного удалилась в кусты, откуда открывался прекрасный обзор гостей и где предусмотрительная рыжая стерва распорядилась поставить удобную скамейку…

Хьюго Форсайт вытер вспотевший лоб. Как же душно в этой проклятой стране!

Он не хотел сюда ехать по вполне понятным причинам. Бланка, правда, не собиралась прилетать из Парижа, где жила последние полтора года, но здесь полно ее родственников, да взять хоть самого Донни-боя! Вряд ли он обрадуется, увидев бывшего мужа своей кузины… или Бланка ему тетка? С латиносами сам черт ногу сломит. Куда ни плюнь, одни родственники.

Однако Себастьян настоял, говоря, что на прием соберутся как раз те люди, от которых зависит подписание контракта на разработку серебряных жил, а значит, и инвестиции. Хьюго Форсайт любил в этой жизни всего две вещи. Себя — больше всего. И деньги — больше, чем себя.

Ничего. Выпивки море, жратва отличная, служанки — цыпочки, да и среди дам попадаются штучки… с влажными глазками, хоть сейчас в койку. Нет, по такой жаре никаких коек. Еще не вечер, хе-хе…

Дженни расхотелось улыбаться, едва она его увидела. Хьюго Форсайт.

Этого не может быть, потому что не может быть никогда. От Лондона ее отделяют тысячи километров, а от Хьюго Форсайта — целая вечность. Надо же — заехать в сердце Амазонии, спрятаться от цивилизации, встретить главного мужчину своей жизни — и тут же напороться на Хьюго Форсайта!

Надо рассказать Дону…

Держите себя в руках, мисс. Вы — распорядительница приема, Дон — хозяин дома. Гость — это святое. Неужели вы допустите, что по вашей милости будет испорчен семейный сбор и деловой светский раут?

Места много, и она просто постарается не попадаться Хьюго на глаза…

Старая Янчикуа открыла желтые совиные глаза, оглядела стены хижины. Странная тревога охватила ее на мгновение, потом старуха усмехнулась, кивнула и вновь погрузилась в приятную дремоту, пробормотав напоследок:

— Скоро, скоро, не шуми! Одну кровь ты уже получил… Будет и еще кровь, будет и конец пути.

Словно вторя ее словам, над сельвой пронесся тихий, почти неслышный, но леденящий душу вой…