Предсказания китайского печенья

Выходи на бой, милый Анри, будет тебе Бородинская битва!

Среди удовольствия от собственного лицезрения раздался телефонный звонок. Беру трубку и цепенею. "Октябрьские" проститутки узнав у портье, что я переводчица Анри, набравшись наглости, а может быть и от отчаяния, позвонили мне в номер, спросив: "Где мсье и почему его никогда не бывает в номере?" Действительно, отчего мсье не бывает в своем номере? Оттого, бедняжки, что все свободное от моих рук время, он проводит с моими губами. И оставив его сейчас одного, хотя бы ради того, что бы чудесно выглядеть, я совершила большую ошибку.

Хорошо, что отчаявшиеся стахановки гостиничного сервиса, напрямую решили связаться со мной, не став в этот раз звонить Анри.

Я опрометью кинулась в соседний номер. Дверь открыл немного ошарашенный громогласным стуком, Анри. Торс его был обнажен, на щеках островками белела пена для бритья. Увидев прелестное создание, сделал попытку обнять и потянуться к губам. Пришлось приложить усилия, объяснить ему невозможность проявления ласк, посадив облачко пены на кончик его носа и убедить ни в коем случае не поднимать телефонную трубку. Что бы ни случилось! Хоть (Анри удивленно вздернул брови) пожар! С этой минуты все переговоры я беру на себя!

– О'кей, к чему такая горячность? Через минуту я буду готов, – он с удовольствием рассматривал меня. – Ты так чудесно выглядишь, похожа на Катрин Денев.

– Это комплимент? – спросила я.

– Да, для француженки это комплимент, – с улыбкой ответил он.

Мысленно я потирала руки. Мне удалось именно то, ради чего я так старалась.

– Хочу целовать тебя, – сказано было по-русски, и всерьез. – Позволь мне. Плиииз…

– А мой макияж? – я попыталась увернуться от его губ. – Я не буду напоминать тебе Катрин с размазанной по лицу помадой.

– Я знаю места не тронутые косметикой… – знакомые искорки засветились на дне глаз.

– Так мы никогда не выйдем из гостиницы. И потом, я так увлекаюсь… – я остановила его руки на полпути к моему "болеро".

– Хочу, – продолжал клянчить Анри.

Пришлось уступить ему кусочек декольте.

– Но только кусочек. Иначе я за себя не отвечаю, – пригрозила я.

В плавучем ресторане "Парус", известном как приют братьев Жемчужных и множества других исполнителей жанра "шансон", было тропически жарко. Не смотря на то, что рядом катила волны Нева, в зале было душно из-за отсутствия кондиционеров.

Старая посудина "Парус" проветривалась исключительно благодаря открытым окнам и дверям. Было многолюдно и накурено.

Наш столик находился недалеко от эстрады, на которой мучился тюремной тоской немолодой поджарый гитарист. Рассчитывать на изысканную кухню не приходилось, да и мы были здесь не за тем. Анри попросил меня сводить его в какой-нибудь русский ресторан, где бы он мог почувствовать дух русского народа. Ничего более подходящего я не смогла выбрать. Другие рестораны имели направленность на зарубежную кухню, на привлечение иностранного гостя.

Анри с интересом попробовал вяленое кавказское мясо, жесткий, как подметка советского ботинка – эскалоп, маринованные огурчики, пирожки с мясом и другие разносолы. Персонал ресторана не отличался расторопностью и между блюдами образовывался антракт, заполняемый музыкой разных исполнителей с калейдоскопической скоростью менявших друг друга.

Я жалела, что из соображений соблюдения чистоты стиля надела "болеро". Под моими распущенными волосами, под тонкой материей, спина моя была влажной. Противные скряги, неужели не хватает денег установить кондиционеры! Каждый вечер в ресторане аншлаг!

На эстраду выбрался оркестрик и заиграл танцевальные мелодии. Публика отдалась танцу. Кто демонстрировал изысканные па, кто просто выкидывал коленца. Вихрь подвыпившей, разудалой публики подхватил нас, захотелось с ухарством выпить водки и садануть, до брызг, хрусталем о затоптанный ковер. Русская душа.

Сначала Анри с любопытством наблюдал за метаморфозами гостей, и, наконец, сам поддался общему настроению. Уловив его перемену, я подозвала официанта. Шепнув ему на ушко, сунула в карман сюртука зеленую трехрублевую купюру.

Через минуту на сверкающем серебром подносе нам была поднесена икона русского гостеприимства – черная икра на горке колотого льда и запотевшие хрустальные стопочки с водкой.

Я показала Анри пример, взяв с подноса стопку, я храбро опрокинула ее в рот.

Ледяная жидкость обожгла десны и снежным комом прокатилась по горлу, маленьким кусочком поджаренной гренки я подхватила икринки.

Официант поклонился в восхищении. Этим он подбадривал Анри.

Анри, наконец, решился. Копируя мои действия, принял в себя леденящий поток, закусил икрою и моим поцелуем. Затем все завертелось каруселью, мы танцевали цыганочку, пели со всем залом про то как "голуби целуются на крыше", и, не опасаясь за мой макияж, целовались, танцуя в неприличной близости друг другу. В такой круговерти им были произнесены, а мной услышаны, заветные слова. Je t"aime.

Я тебя люблю.