Предсказанная

Потом Вадим посмотрел вперед и присвистнул. Подобных домов, словно недавно переживших бомбежку, тут было с избытком. В отличие от всех прочих территорий Безвременья, здесь стояла темнота, глухая и пасмурная, оранжево-фиолетовая, как ноябрьская полночь в Москве. Здания были подсвечены туманом того неповторимо-тошнотворного оттенка, которым может обладать только смог, через который светит ртутная лампа. Но это еще можно было пережить, если бы не сами конструкции домов. Через пару минут созерцания Вадим подумал, что ему до обморока остался один взгляд.

Высоченные башни клонились под самыми невероятными углами. Смысла в их расположении не было никакого. Смысла в том, как они были спланированы и построены, Вадим тоже обнаружить не смог. Постройка в форме пирамиды, расширявшейся кверху, его доконала. Она находилась совсем рядом, и казалось, что еще один порыв ветра — и груда кирпичей обрушится на головы компании.

— Торопиться не значит спешить, — осчастливил всех мудрым высказыванием Серебряный. — Мы будем торопиться вниз.

Судя по виду и тону владетеля, он предпочел бы никуда вообще не торопиться, а так и остаться на решетке. Здесь ему не нравилось, но вниз он поглядывал с вовсе суеверным ужасом на физиономии. Вадим посмотрел в том же направлении, что и Серебряный, но увидел только пустую улицу; однако ж, от фэйри веяло столь сильной тоской и страхом, что музыкант насторожился.

— Чего ты, собственно, так боишься? — спросил он. — Что там внизу такое?

Зло оскалившись, Серебряный отвернулся. Ударила по плечам, словно хвост разъяренной кошки, короткая коса. Вадима по щекам хлестнуло что-то, схожее с порывом зимнего ветра, тысячи снежинок кольнули лицо.

— Гхм… — склоняя голову набок, начал акцию протеста музыкант, но Флейтист жестом попросил его перестать.

— Боится он своей совести, а об остальном говорить не будем, это лишнее.

Разумеется, ничего, кроме нового приступа любопытства, и у Вадима, и у Анны это не вызвало. Они переглянулись, девушка подмигнула и показала глазами на сердитого и обиженного спутника. Вадим оценил степень страха, который вызвала у Серебряного гипотетическая — он сомневался, что у владетеля она взаправду наличествует, — совесть, и усмехнулся. Нехорошо, конечно, было веселиться над бедой товарища, но иначе не получалось. Над страхом высоты или головокружением Вадим смеяться не стал бы, а вот совесть и Серебряный — нет уж, увольте, понятия несовместные.

— А что это вообще за дурдом с урбанистическим уклоном? — спросила Анна.

Определение возымело неожиданный успех. Флейтист, который как раз спустился на одну ступеньку вниз и занес ногу, чтобы двигаться дальше, отпустил перила, взмахнул в воздухе рукой, нырнул вперед и приземлился на следующем пролете, чудом не вылетев за пределы площадки — ограждения там не было. Он развернулся к товарищам, и Вадим увидел улыбку до ушей. Командир смеялся, еще точнее — его просто плющило со смеху.

— Анна, пожалуйста, следующий раз — не на ходу! — сквозь неприличное ржание проговорил он. — Нельзя же так, право слово. Мы называем это изнанкой города… но твое определение… да, в точку…

— Какого города, какой изнанкой? — спросил Вадим у Серебряного, который был ближе всех. Информации, как всегда, не хватало — полуночники считали, что все должны понимать с полуслова, с одного названия.

— Вашего, — тоже улыбаясь, но лишь слегка, уточнил Гьял-лиэ. — Это место окружает одну из Дверей Полуночи, ту, что расположена в… ну, чтобы тебе было понятно, скажем — в Москве.

— А если без вот этого «чтобы тебе было понятно»? — обернувшись, передразнила сердитая Анна.

— Я вовсе не намеревался вас оскорбить, — поджал губы Серебряный. — Можно сказать и иначе — на тех землях, что принадлежат Полуночи и граничат… э-э… совпадают? Параллельны? Москве. Прости, я не могу подобрать верного слова.

— Не мучайте его, — снизу сказал Флейтист. — В вашем языке действительно нет слов для точного выражения подобных вещей: они до сих пор никому не были нужны. Лучше спускайтесь… поговорим внизу.

Вадим сделал первый шаг на лестницу, и тут же пожалел, что вообще двинулся с места. Тонкие металлические трубки были кое-как спаяны, местами — привинчены, а кое-где и попросту лежали поверх опорных конструкций. Вся эта вакханалия ржавчины дрожала и прогибалась под ногами, невольно заставляя воображать, чем именно закончится следующий шаг: металл не выдержит, треснет прямо под стопой, и далее — недолгий полет на торчащие внизу сваи. Одна рука у Вадима была занята гитарой, а потому ему было неудобно вдвойне.

— Лестница выдержит, — сообщил снизу Флейтист, но Вадима это не слишком успокоило. Может, полуночника и выдержит — хоть командир и казался намного массивнее, но, может быть, весил меньше или обладал какими-нибудь другими важными отличиями от человека.