Предсказанное. Том 2

— Я уже сделала выбор! Я жду ребенка! Его ребенка! Уходи!

Шаламов склонил голову набок, задумчиво прошелся по камере, косо глянул на захныкавшего младенца.

— В принципе, я могу освободить тебя от него…

— Уходи! — проговорила Забава низким голосом, загородив сына; в глазах ее зажглась угроза. — Ты пугаешь Радомира. И ты ей не нужен… такой.

— Какой?

— Самовлюбленный павлин, не считающийся с чужим мнением!

На дне глаз Шаламова поднялась муть. Он в упор посмотрел на Боянову. Взгляды их скрестились, высекли искру невидимого разряда. Но воля и решимость Забавы были слабее. Она побледнела, борясь с внезапным головокружением, прошептала, не опуская глаз:

— Тебе доставляет удовольствие… издеваться над женщинами… будь на моем месте Аристарх…

— И что случилось бы? — глумливо скривил губы Шаламов.

— Он бы тебе ответил… по-мужски!

— Что ж, это можно устроить. Посмотрим, как твой Геракл ответит мне… по-мужски. — Шаламов повернул голову к двери. — Введите!

Дверь открылась, и в камеру вошел… Аристарх Железовский, невозмутимый и спокойный, как всегда.

— Ты?! — подалась вперед Забава, перевела взгляд на двух «киборгов» охраны за спиной мужа. — Они тебя… взяли?!

— Я сам сдался, — ответил Железовский, передав в одном мгновенном мыслепакете все необходимые сведения и указания. — Для обмена. Вас отпустят. Как малыш?

— Нормально. — Забава взяла Радомира на руки, успокаивая, но тот уже сам перестал хныкать и глядел на отца огромными глазами, протягивая к нему ручонку. — Некоторые пытаются тут нас напугать.

Железовский дотронулся до ручки сына, повернулся к Шаламову, на лице которого боролись нетерпение и сомнение.

— Еще раз посмеешь угрожать моей жене — убью! Чего бы мне это ни стоило! Я не требую объяснений, почему ты здесь, что делаешь и ради чего устраиваешь спектакли, пугая женщин. Но у нас был уговор: я сдаюсь — Служба отпускает пленников. Уговор остается в силе?

— Это вопрос не ко мне, — растянул губы в узкую полоску Шаламов. — Ты вел переговоры со Службой, к ней и обращайся. Хотя насколько я знаю директора, освобождать он никого не собирается. А насчет «убью» — не переоцениваешь ли ты свои силы, Геракл?

— Я редко обещаю, но если обещаю — всегда выполняю обещанное! Итак, переговоры были блефом?

— Догадайся с трех раз.

— Я так и думал. — Железовский кинул взгляд на Купаву, сидевшую на кровати с окаменевшим лицом. — Но ведь для тебя еще что-то значат слова: совесть, честь, справедливость, достоинство? Помоги нам. Выведи отсюда женщин, а я останусь.

— Боюсь, я тебя разочарую. Женщины сами выбрали свою судьбу. Все они тоже останутся здесь и разделят твою участь. Вот если Купава согласится…

— Нет! — глухо ответила жена Мальгина.

— Вот и ответ. — Шаламов развел руками. — Прощайте, господа. До встречи, Геракл. Ешь больше, набирайся сил, они тебе понадобятся, хотя вряд ли спасут. Мышцы в наше время ничего не значат, а голова у тебя варит плохо.

— Ты прав, — согласился Аристарх. — Именно поэтому я тебе и отвечу по-своему.

Никто ничего не успел ни увидеть, ни понять.

Раздался звук пощечины. Голова Шаламова дернулась. Он отшатнулся, ошеломленный, схватился за щеку.

— Ты посмел… меня… ударить?! — Глаза бывшего спасателя налились черным бешенством, лицо исказилось, в груди родился клокочущий рык. — Я же из тебя!..

Фигура Шаламова скачком выросла в размерах, удлинившаяся рука, странно зыбкая, вздрагивающая, текучая, как жидкий металл, с гулом ударила в грудь Аристарха.

Вскрикнули женщины. Радомир снова заплакал.

Но человек-гора устоял, упрямо наклонив голову, налитый грозной силой.

— Хочешь ответить — давай выйдем, герой, иначе пострадают невинные люди.

— Я тебя… в пыль!..

Все пространство камеры передернула судорога, заставляя находившихся в ней пленниц схватиться за уши от боли.

— Прекратите! — раздался чей-то повелительный голос.

«Киборги» отступили, пропуская вперед офицера Службы с типично турецким лицом: смуглая кожа, большой нос, раскосые глаза, щеточка усов.

— Вам сообщение, — продолжал офицер, протягивая Шаламову горошину компакта, словно не замечая его нового облика.

Шаламов перестал «шевелить» пространство, уменьшился в росте, взял горошину.

— Что это?

— Это вызов, насколько я понял. Мы получили по всем каналам сообщение некоего Дара Железвича, бросившего вам вызов. Он ждет вас в пятьдесят шестом, — что это означает, мы не знаем, — и готов сразиться с вами с оружием или без в любое время.

Шаламов раздавил пальцами компакт, ноздри его побелели.

— Щенок! Выжил, значит! Что ж, пора с ним кончать! Этого — в отдельную камеру! — Кивок на Железовского. — Не давать ни пить, ни есть, ни спать, пока я не вернусь!

— Как прикажет начальство.

— Здесь я приказываю! — Голос Шаламова мячиком отскочил от стен, порождая скрипучее эхо. — Выполняйте!

— Слушаюсь! — козырнул офицер.

Шаламов оглянулся на Купаву, взгляд его на мгновение изменился, стал виноватым. Но лишь на мгновение. Он круто развернулся, задел Железовского плечом и вышел. Сделал два шага по коридору, оделся в сеточку молний, растворился в воздухе.