На следующий день Кора проснулась простуженной. В горле першило, с кончика клюва капало. Вот уж никогда раньше она не думала, что курицы простужаются.
Так что весь день Кора просидела на яйцах. Впрочем, в этом были свои преимущества. Хотя бы польза яйцам: им всегда лучше быть под матерью. Во-вторых, на яйцах, как оказалось, очень удобно думать. Главное привыкнуть.
Кора хотела поглядеть на фотографию профессора, которую нашла в его доме, но фотография куда-то запропастилась. Так она и не смогла для себя уточнить, какой была расцветка ее покойного мужа.
После обеда пришел Орсекки, который, оказывается, с утра успел поработать на раскопках и отыскал там древние куриные лыжи - это же надо придумать- курицы на лыжах, словно в цирке! Орсекки прослышал в городе о вчерашнем покушении на Кору и был возмущен.
Он ни на секунду не сомневался, что ракета полетела не по своей воле ее направил злобный Грегг. Кора оставляла за собой право сомневаться. Она не верила в романтических злодеев. Для Грегга важнее всего было удержаться на достойном месте и сделать карьеру. Покушаясь на инспектора ИнтерГпола, он рисковал карьерой в немыслимом масштабе.
Чтобы отвлечь Орсекки от тревожных мыслей, Кора спросила его, летают ли курицы и бывают ли среди них летуны.
- Разумеется, бывают. У нас даже есть клубы летунов. И соревнования по дальности полета. Но все это лишь в школе. Взрослым летать не рекомендуется. Представь себе - солидный господин и вдруг летает!
Кора наклонила голову, будто бы соглашаясь с возмущением ассистента.
- Летающий господин опасен для нравственности. Он может заглянуть через любой забор, в любое окно - как ты укроешься от любопытного глаза и последующего за ним шантажа? А впрочем, после окончания университета взрослые ксеры и не могут летать: комплекция не позволяет.
- И тебе никогда не хотелось полетать? Ведь ты птица, а не баран какой-нибудь.
- Нет, - искренне признался молодой петушок. - Никогда меня не тянуло к полетам. Я даже самолет плохо переношу. Как посмотрю вниз, сразу голова кружится.
- А профессор Гальени? Он тоже не выносил полетов?
- Как ни странно, он, несмотря на свой почтенный возраст, говорил мне, что жалеет, что преклонный возраст не позволяет ему летать. - А вдруг он на самом деле умел, но стеснялся тебя? - Я бы никому не сказал! - Но тебе было бы неприятно? - Конечно, неприятно. Хотела бы ты взглянуть на меня со стороны живота? - Зачем?
- Если я полечу, ты будешь вынуждена лицезреть самое некрасивое место моего тела - живот.
Кора подумала, что живот у ассистента совсем не так уж плох - он покрыт таким нежным пухом, он такой тугой и теплый, что на него приятно приклонить голову. - Значит, профессор мог бы и полететь?
- Сомневаюсь, - сказал Орсекки. - По крайней мере, я никогда его за этим не заставал. - Кстати, ты не брал фотографии профессора? - Зачем мне? - Может, на память. - Я его помню и без этого. - Какого он был цвета? Светлый! Кора прислушалась.
- Сегодня с утра они постукивают, - сообщила она ассистенту.
- Я счастлив за тебя, - сказал ассистент. - Мои терзания кончатся. Сколько можно изображать наседку!
- Разве ты изображаешь? - В голосе петушка прозвучало недовольство. - Любая другая на твоем месте была бы счастлива! Это же счастье!
- Можно подумать, - сказала Кора, - что ты только и делаешь, что сидишь на яйцах. - Ты не права. Я же тебя подменял, и не раз. - Но не носил их в себе! - Это твой женский долг! - Я его выполнила.
- Теперь с удовольствием забудешь о детях? - Разумеется. Я жду не дождусь, когда вернусь в человеческое тело.
- Неужели тебе, после того как ты пожила в теле прекраснейшей из женщин, захочется вернуться в эту нескладную палку, в этот кривой тростник!
Кора почувствовала жалость к этому молодому существу. Ведь на самом деле он так одинок! После смерти супругов Гальени ему кажется, что Кора должна его понимать. А вместо этого она не скрывает своей мечты - бросить его и еще не вылупившихся цыплят. И, как бы угадав ее мысль, Орсекки отчаянно воскликнул:
- Ты подумала о маленьких? Подумала о детях? Каково им без матери?
- Я думаю, что у тебя на планете найдется, кому о них позаботиться.
Орсекки вскочил и отошел к окну. В палате сразу стало тесно.
- Неужели ты думаешь, что кто-нибудь им заменит тебя?
- Ну вот, - Кора развела крыльями. - Оказывается, ради цыплят я вообще должна остаться и без тела, и без родины.
- Ты должна остаться в лучшем теле на свете! - Голос ассистента дрожал.
- Простите, молодой человек! - в запале выкрикнула Кора. - Но не вам судить о достоинствах моего тела. - А кому же? Кому, простите? Дрожа крыльями, громко топоча, ассистент кинулся прочь из палаты.
Кора готова была уже догнать его и успокоить, но тут в одном из яиц послышался такой стук, словно пьяный муж вернулся под утро домой и требовал, чтобы его впустили.