Представление древнерусского человека о мире, о месте Руси в нём (СИ)

Анализируя всё содержание произведения, мы можем заметить, что единство Руси мыслится его автором не в виде прекраснодушного идеала союзных отношений всех русских князей на основе их доброй воли, и не в виде летописной идеи необходимости соблюдения добрых родственных отношений между князьями. Идея единства Русской земли слагается им из представлений, свойственных эпохе феодальной раздробленности. Автор "Слова" не отрицает, например, феодальных отношений, но в них он постоянно настаивает на необходимости подчинения обстоятельствам, а не на правах самостоятельности феодалов. Он подчёркивает ослушание Игоря и Всеволода по отношению их "отцу" Святославу, и осуждает их за это. Он призывает к феодальной верности киевскому князю, но не во имя соблюдения феодальных принципов, а во имя интересов всей Русской земли в целом.

Ещё одним памятником, выражающим идею единения, является "Слово о погибели Русской земли". Этот отрывок из не дошедшего до нас произведения о судьбах Руси - одновременно плач и слава, полная патриотического и поэтического раздумья над былой славой и могуществом Русской земли. С гордостью автор описывает широкие границы страны, подчинённой Владимиру Мономаху, говорит о её высоком международном авторитете: "... половцы детей своих [Владимиром Мономахом] пугали в колыбели. А литва из болота на свет не показывалась. А венгры каменные города укрепляли железными воротами, чтобы на них великий князь Владимир не ходил войной. А немцы радовались, что они далеко за синим морем. ...И сам господин Мануил Цареградский, страх имея, затем и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Цареграда его не взял" (22).

В последних строках памятника звучит скорбь по поводу "беды христианам" после смерти Ярослава Мудрого. Вероятно, не дошедшая до нас заключительная часть "Слова" рассказывала о "погибели" северо-восточной Руси от татаро-монгольского нашествия. "Погибель" представлялась автору следствием княжеских раздоров и усобиц от Ярослава Мудрого (ум. В 1054 г.) до Ярослава Всеволодовича (ум. В 1246 г.).

Картины разорения Руси со всей чёткостью и грандиозностью предстают перед нами в сочинении Серапиона Владимирского "Слово Третье". Верный литературной традиции всего древнерусского периода, он связывает причины татаро-монгольского нашествия с прегрешениями людей, их маловерием и тем, что они не обращали внимания на божественные знамения. "Много знамений явил он, много страха послал, много поучал через рабов своих, но ничем не смог направить нас к лучшему" (23). Тогда-то разгневался бог, и пришли татары на землю Русскую: разрушили церкви, осквернили святыни, убили священников и разграбили могилы. Много русской крови было пролито. Ослабла княжеская власть, и разбежалось войско. Хозяйство пришло в запустение. Ничего не осталось от былого могущества Руси, от её славы и грозной силы: "...в позоре мы были для живущих окрест земли нашей, посмешищем были для врагов наших". Как это не похоже на картину сильного государства Ярослава Мудрого, нарисованную в "Слове о погибели Русской земли"!

Но наиболее полно, отчётливо, со всей возвышенностью и трагизмом идеи единения и патриотизма проявляются в "Повести о разорении Рязани Батыем" (24). На разорённой Рязанщине было создано произведение, в котором упрёки князьям за их "недоумение" умерены похвалой им и всему прошлому Рязанской земли, а публицистическая направленность повествования смешалась с плачем о погибших. Никогда до того ни одно произведение не было исполнено такой веры в моральную силу русских бойцов, в их удаль, отвагу, стойкость и преданность Родине, как то единственное, которое сохранилось от всей, очевидно, немалой рязанской литературы. Мужественные рязанские князья, безутешная вдова Евпраксия, княжеский вельможа Евпатий Коловрат - эти образы говорят о необходимости единения перед лицом опасности лучше, чем любые увещевания. И над общей кровавой картиной разорения звучит строгий голос неизвестного автора: "И было то всё за грехи наши".

История Рязанского княжества до его разорения ордами Батыя наполнена братоубийственными раздорами русских князей между собой и с их северными соседями - князьями владимирскими. Нашествие Батыя застало Рязанское княжество в тот момент, когда, казалось бы, приумолкли усобицы, когда сгладились отношения Рязани с соседним Владимирским княжеством. На рязанском столе сидел Юрий Ингваревич, шесть лет пробывший в заключении во Владимире при Всеволоде Юрьевиче, но уже давно отпущенный его сыном Юрием Всеволодовичем. Он был чист от обвинений в интригах против своих же младших рязанских князей и ничем не нарушил за последние годы добрых отношений с Владимирским княжеством. Но ни владимирские, ни черниговские князья не пришли ему на помощь, когда войска Батыя вошли в пределы Рязанского княжества. Сплочённому татарскому войску противостояли разрозненные дружины русских князей.