Представление о двадцатом веке

После того как он пришел к ней в третий раз, Катарина в первый и в последний раз в жизни совершила преступление. Однажды, будучи в гостях у родителей, она вытащила из отцовского шкафа старый ржавый револьвер, который помнила с детства, и о существовании которого пробст давно позабыл. После такого колоссального напряжения ей потребовалось несколько месяцев, прежде чем она собралась с силами и убедилась, что он заряжен, и только перед самым рождением Амалии она однажды, на исходе бессонной ночи, сняла револьвер с предохранителя и положила его под подушку, приняв твердое решение стрелять в любого, кто появится ночью в дверях ее спальни, пусть даже это будет призрак ее свекрови.

Эта мера предосторожности оказалась совершенно напрасной. После рождения Амалии Кристофер слышал голос матери только один раз, да и разобрать, что она сказала, было почти невозможно.

Случилось это на праздновании юбилея деятельности Старой Дамы, о котором заранее ничего не было известно, но которое вдруг стало реальностью в связи с явлением пятидесяти двух человек, исключительно мужчин, и сам факт их одновременного появления свидетельствовал о том, что они получили приглашение и обязаны были явиться. Они собрались в доме семейства Рабов в назначенное им время в большой овальной гостиной, освещенной только свечами, за огромным столом, покрытым черной бархатной скатертью, окаймленной валенсийскими кружевами. Это сочетание черного и белого повторялось во фрачных парах пятидесяти двух гостей, и когда они вошли в комнату, им всем одновременно пришла в голову мысль, что они не понимают, на какой именно юбилей они сегодня приглашены, поскольку знаменательные даты семейства Рабов давно были позабыты, а убранство этой гостиной с множеством свечей более всего подходило для поминальной трапезы. И только потом все вдруг заметили Старую Даму. Она сидела во главе стола, ее тело, более крупное и бесформенное, чем им это помнилось, было втиснуто в резное кресло из темного дуба, и казалось, она сидит в поставленном вертикально гробу в ожидании своих похорон, тем более что рядом, у стены, был установлен ее собственный надгробный камень — отполированная до сверхъестественного блеска плита из шведского гранита высотой от пола до потолка, на которой, со свойственной ей скромностью, она пока что распорядилась выбить только свое имя, обстоятельный список личных и общественных заслуг, восхваление в стихах, написанное известным копенгагенским поэтом, три креста и голубку на мраморной вставке.

За столом никто не произнес ни слова, слуги с неумолимой точностью соблюдали распорядок, который каким-то образом был известен всем приглашенным, и поэтому слова были не нужны, а подавали гостям сладкую, густую, выдержанную мадеру и мелкое сухое печенье.

Заговорили лишь тогда, когда началось состязание.

Только опубликованное в газете сообщение об этом состязании могло навести на мысль, что готовится юбилей Старой Дамы. Задание для претендентов было напечатано на первой странице, и состояло оно из двух стихотворных строк:

Достойна лучших слов газета эта,
Но если про изъяны речь зайдет…

Всем приглашенным заранее сообщили, что они должны предложить свои варианты завершающих строк, и варианты эти по очереди стал зачитывать тесть Кристофера. Он на одном дыхании прочитал все пятьдесят два сочинения, и присутствующие единодушно пришли к выводу, что версия доктора Малера великолепна и превосходит все остальные, после чего хором продекламировали его восхитительные строчки:

То в ней их нет. Другого нет ответа.
В ней вряд ли кто оплошности найдет.

Затем вновь воцарилось молчание, пока комната не задрожала вдруг от синхронного боя часов. После чего в последний раз предложили угощение, и все пятьдесят два человека одновременно посмотрели на Старую Даму — которая до сих не произнесла ни слова и согласно распорядку и не должна была ничего говорить. Все понимали, что видят ее в последний раз, и на короткое мгновение заранее установленной длительности их мысли унеслись куда-то вдаль. Они вспомнили, как общались с ней в качестве начальников отделов, врачей, адвокатов, землемеров, членов городского совета, судей, священников, представителей Королевского дома, директоров предприятий, помещиков и капитанов судов, после чего все дружно подняли бокалы, чтобы выпить за нее, за то, что она, словно великий часовщик, запустила механизм, который не нужно более заводить, — ведь теперь он будет работать вечно.