Представление себя другим в повседневной жизни

По-видимому, мидовское I должно было служить неким социально-психологическим эквивалентом философского понятия свободы воли. В неустанной внутренней борьбе между Me и I, между конформистским стремлением к коллективной безопасности и активистской жаждой нового опыта определяется степень свободы социальных действий индивида. Но откуда же берутся противоречия между Me и I, коль скоро обе подсистемы компонентов личности одинаково имеют социальное происхождение? Каковы социальные источники этих противоречий? Каковы социально приемлемые границы индивидуальной свободы? У Мида вряд ли найдешь ответы на подобные вопросы. С этой целью лучше уж вернуться к Смиту.

Конечно, его общее религиозное решение проблемы свободы сегодня мало кого устроит. Смит не боялся свободы человека, прежде всего потому, что верил в провиденциальную гармонию действий свободных людей. Свободный выбор по совести, под контролем этого беспристрастного внутреннего наблюдателя, был для него естественно-божественным условием развития общества. Но к Смиту апеллирует и вполне научное объяснение неолибералом и неоэволюционистом Ф.А. Хайеком внутриличностных противоречий между субъективной жаждой неограниченного «самовыражения» и социально-выигрышной позитивной свободой, в которой так или иначе отражена объективная истина экономических и других законов человеческого общежития. Хайек по-новому развил мысль шотландских моралистов (среди которых звездой первой величины был Адам Смит) о том, что человек постоянно живет в двух разных мирах: микрокосме (то есть малых или, по Кули, «первичных» группах типа семьи, различных общинах и т. д.) и макрокосме (цивилизации, мировой системе, рыночном порядке — словом, том, что Хайек обобщенно называет «расширенным порядком человеческого сотрудничества»).

В этих мирах действуют разные системы правил и координации поведения. В интимных кругах общения в человеческом поведении гораздо больше простора для прямого проявления чувств и инстинктов и для сознательного сотрудничества лично знакомых людей, объединяемых совместным преследованием конкретных единых целей. В макросистемах действуют безличные единые для всех абстрактные правила поведения и запретительные традиции морали, которые определяют узаконенные границы свободы и прав индивида, позволяют ему ставить свои собственные цели и принимать личные решения. Эти правила и традиции не выбираются людьми сознательно. Они развиваются в ходе эволюционного межгруппового естественного отбора и прививаются членам групп (выживших и распространивших свое влияние благодаря найденному особенно счастливому сочетанию моральных традиций) посредством культурных механизмов подражания, воспитания, обучения и всех прочих разновидностей мёжчеловеческой коммуникации. Дисциплина безличных правил, навязываемых всяким самоподдерживающимся «расширенным порядком» помимо воли и желаний его участников, часто вызывает подсознательную ненависть к себе с их стороны. Но только в рамках такой общей для всех дисциплины возможно мирное сосуществование индивидуальных свобод. Конфликт между абстрактными трудно прививаемыми правилами поведения и тем, что инстинктивно нравится, прежде всего, в стихийном общении в малых интимных содружествах людей, не только, как утверждает Хайек, «главная тема истории цивилизации», но и, добавим мы, глубинная причина тех внутриличностных противоречий, которые проявляют себя в житейском лицедействе и напяливании разнообразных масок в межчеловеческих контактах, каковые феномены всю жизнь изучал И. Гофман.

Принципиальное различение микро- и макрокосма, всяческих содружеств индивидов, поддерживающих между собой личные контакты, и миллионноголовых анонимных порядков, конечно, не единоличное первооткрытие Хайека. Но он наиболее настойчиво и обоснованно доказывал методологическую и теоретическую порочность именования двух совершенно разных по типу связей миров одинаковым термином «общество». Такая практика ведет к попыткам объяснять и строить «расширенный порядок» по образу и подобию милой сердцу первоначальной интимной группы или социальной среды, в которой в самом впечатлительном возрасте жил человек. «Невразумительный» в силу своей многозначности термин «общество» лучше все же применять только к расширенным порядкам человеческого сотрудничества. Как кажется, именно пренебрежение указанным различением, стимулируемое универсальностью применения категории коммуникации, в значительной мере виновно в характерной для многих символических интеракционистов розовой картине общества, держащемся чуть ли не целиком на духовном взаимодействии. Среди них Гофман выделялся ясным пониманием теоретических последствий вышеописанного различения и сознательным ограничением своей главной научной задачи.