В преддверии эксперимента японец, вежливо улыбаясь, пояснил собравшимся, что привезенный эксперимент тщательно подготовлен, дорогостоящ и — своеобразен. Рядом с японцем, возникший вдруг, уже вихлялся из стороны в сторону переводчик, бойкий наш малый, который слово в слово переводил, отчасти даже и повторяясь: эксперимент, мол, далеко несентиментальный, однако же доктор Мусока, уважаемый доктор Мусока, советует припомнить и учесть, что крысы едва не погубили человечество и, будучи разносчиками чумы, уничтожили людей куда больше, чем Наполеон и Чингисхан, взятые вместе… Переводчик, улыбнувшись еще и милее японца, смолк, после чего ученых мужей в качестве наблюдателей провели в большой зал: там в центре, как бы растекающийся в стороны, лежал стеклянный ящик полуметровой высоты.
Размах ящика был велик — четыре метра в ширину и десять в длину. Сорок квадратных метров зала занимало это стеклянное и хрупкое на вид сооружение, называвшееся
— Стекло ящика специальное: как сверху, так и сбоку непроницаемое, — бойко сообщил переводчик, поспевая за японцем, — так что во время эксперимента крысы нас не видят и не слышат, можете разговаривать, можете вести запись, даже спорить. Только не курить: запах по не выясненной пока причине сбивает крыс с естественной ориентации.
Лаборантка, похожая больше на киношную гейшу, в блузке-кимоно и длинной юбке, держала в руках двух крыс. Японец, указывая, пояснил:
— Этих двух крыс мы условно называем верующими или счастливчиками… везунами (словцо от себя лично и дополнительно подобрал переводчик), эти две крысы проходили испытание лабиринтом сто пятьдесят раз. Но оно не было для них подлинным испытанием. Пройдя всего лишь четверть пути, крысы
Японец улыбнулся, и переводчик, блюдя такт, улыбнулся тоже.
— Доктор Мицумото! — крикнул японец. — Крысы доставлены?
— Полный загон, — ответил ему другой японец в огромных роговых очках.
Он, появившийся, осматривал крыс-счастливчиков. Он наводил им на спине белый крест мгновенно сохнущей краской. Все ждали, но произошла заминка, а следом небольшая словесная распря. Не зная, переводить или нет, на всякий случай переводчик подавал текст частично, голос он сбавил: пришептывал.
— Доктор Мусока, — сетовал тот, что в огромных очках, — посмотрите, самец изранен. Еще не вполне зажили травмы.
— А самочка?
— Самочка прекрасна. Посмотрите, у самца кровоточит левый бок. И лапа еще не так эластична. — Легонько он дергал крысу за лапу, и крыса-самец поджимала лапку в комок; но вдруг крыса сделала резкий рывок в сторону его пальца, он еле удержал ее на ладони, а крыса еще и щелкнула зубами. — Вы правы: он в боевой форме! — воскликнул тот, что в очках, после чего перебросил крысу лаборантке-гейше, а та ловко и умело подхватила ее. И бросила в загон.
В загоне, в небольшом (отдельно стоящем) стеклянном ящичке, который соединялся с лабиринтом специальным желобом, началась возня: от тесноты крысы возбуждались. В загон следом бросили и самочку, она тоже завертелась там волчком, так что крестики, наведенные белой краской на спинах счастливчиков, самца и самочки, в общей круговерти крыс стали почти неразличимыми. «Икимас ё!» — крикнул Мусока, что переводилось легко и ожидаемо: «Начали!»
Первый раз крыс пустили только для ориентации — загон открыли, и они мигом пронеслись по всему красноватому пространству лабиринта, на что им понадобилось минуты четыре, никак не больше; все следили, конечно, за крысами с белыми крестиками: они прошли лабиринт, как и остальные, не лучше и не хуже, самочка, правда, вошла в первую тройку, но в общем скоростные данные у всех крыс были примерно равны. Крыс манил мигающий в конце лабиринта слабый источник света:
— Икимас ё! — крикнул Мусока.