Предварительно обречен

— Раз уж судьба благоволит тебе сегодня, я ее поддержу. Я извиняюсь за то, что сбежала тогда и оставила тебя одного. Продолжать я не могла… несмотря ни на что. Знаю, что тебя стоило предупредить. Но я не предупредила и оставила одного, — я поднимаю подбородок и отрывисто заканчиваю, ставя точку: — Мне жаль, Артем. На самом деле. Надеюсь, ты пережил случившееся.

От этих слов на лице Артема не движется ни один мускул.

В том, что он пережил, я не сомневаюсь. Об этом говорят и расслабленная манера поведения, и шелковистая тонкая ткань рубашки, и ладный крой брюк; стрижка явно родом из хорошего салона, но главное, блеск глаз, которого не бывает у тех, кто сдался.

— Пережил, — понизив голос, наконец говорит Артем. — Хотя и с последствиями.

Последствия… Конечно, глупо думать, что их не было.

— Сделку заключили? — увязая зубами в словах, спрашиваю я. — Или сорвалась?

— Сделка сорвалась. Сорвалась работа. Карьера сорвалась. А, может, и серьезные отношения сорвались.

Каждая фраза падает как камень. Я сглатываю. Вот, значит, как. Я задумывалась тогда, могут ли его уволить, но всегда уверенно себе отвечала, что нет. Артем не из тех людей, которых увольняют. А что до серьезных отношений — разве их можно было так назвать? Нас просто затянуло в бурю, которая закончилась неожиданно быстро. Но даже если бы ничего не случилось, мы были обречены — будущее не строится на оголтелой страсти.

— И все же ты не только выкарабкался, но даже отыграл потерянное.

— Почему ты так думаешь?

— Вижу. Да и Аня не встречается с неудачниками, — я добавляю тепла в голос и крошечную каплю раскаяния. — Я рада за тебя, Артем, и мне правда жаль.

— И о чем именно ты жалеешь, Лиза?

Он не подхватывает предложенный тон, игнорирует извинения, но настойчиво толкает меня на темы, которые я не собираюсь обсуждать. И этот небрежно брошенный вопрос граничит между проектом и тем, что было между нами тогда. Но пока мы не разберемся с главным, пока я не пойму, что он думает о случившемся и как он может быть к нему причастен, я не хочу обсуждать нас. Не хочу марать то яркое обжигающее пламя, что мы разожгли.

— О том, что оставила тебя разбираться самому, — твердо говорю я, сворачивая в безопасную сторону. — Это было глупо. Я подставила тебя перед руководством. За это вины не снимаю. И тебе надо было свалить все на меня, раз все шло к увольнению. Я не имею ничего против побыть девочкой для битья.

Брови Артема взлетают.

— Лиза, тебя привел я. И вел проект я. За всех участников был ответственен я. И за их косяки тоже. Ты мне через семь лет разрешаешь сделать тебя козлом отпущения, чтобы проект не развалился? Ты действительно думаешь, что это могло сработать? И я мог так поступить?

Я холодно подтверждаю:

— Да, ты ведь жил этим проектом. Я предала тебя. Не стоило меня жалеть.

— Я тебя тогда не жалел. Да и сейчас не собираюсь. За извинения спасибо, конечно. Они греют душу, но их мало. Тебе все равно придется заплатить. И больше ты не сбежишь. Говорю, как есть, чтобы ты сняла розовые очки и не думала, что сегодня все кончится. А ты именно так и думаешь.

Я вспыхиваю и открываю рот, чтобы возразить, но Артем не позволяет прервать.

— Начнем прямо сейчас и поговорим о том, что произошло. Почему китайцы перестали отвечать сразу после встречи с тобой? В тот же день съехали с гостиницы, а через два месяца заключили контракт с «Кайсан». Что тогда случилось?

В висок бьет ледяной кулак. За семь лет я ведь так и не поинтересовалась, чем все закончилось. Это стало моральным табу — слишком страшно было узнать, что натворила. А я, выходит, и правда, натворила. Не зря боялась, не зря. И хоть я размышляла, что могут сделать китайские партнеры после той незабываемой встречи, но не думала, что они решатся на такое — без объяснений переметнуться к прямому конкуренту — это худшее, что они могли сделать. Грудь стягивает мокрыми кожаными ремнями. Теперь понятно, почему Артема не оставили в компании.

— Значит, они молча сбежали, — тихо подытоживаю я, отводя взгляд.

Также, как и я. Интересно, сколько раз эту мысль думал Артем. Предателей оказалось больше одного. Но я — главный в его глазах. А что же в моих?

Мое мнение не поколебалось. Я не виновна в том, что случилось в отеле. Китайцы предпочли опозорить себя побегом, только лишь бы не расхлебывать последствия. Слишком стыдно было показаться перед иностранцами, стыдно объяснять. Все начали они, я лишь защищалась.

Шею вдруг сдавливает мимолетной болью, как тогда, когда ее сжимали мужские пальцы. Я снова чувствую запахи крови и дождя. «Мы просто хотим помочь тебе переодеться». Я сглатываю, по телу прокатывается дрожь. «Ты очень опасная девочка».

Нет. Нельзя. Сейчас нельзя об этом думать. Это яма, из которой я выбиралась почти год, а следующие два ровняла с землей. Больше ее нет. Никто не разроет ее снова.

Артем смотрит на меня в упор и ждет ответа.

— Получается, за семь лет ты так и не выяснил, что тогда произошло, — размеренно говорю я, полируя взглядом пуговицу на его рубашке. — И, что, даже не догадываешься?

— Догадки я оставлю при себе. Мне нужно, чтобы говорила ты.