Предвечный трибунал: убийство Советского Союза

Седой увалень с оплывшей тумбой вместо лица медленно вошел в зал. Его вели два конвоира – но не для охраны, а просто чтоб не упал. За локти поддерживали. Уральский царь смотрел перед собой стеклянным взором, и неясно было, понимает ли он хоть что-нибудь.

Адвокат вскочил:

– Вы пытаетесь доказать, якобы мой клиент был в сговоре с этим предателем??

Я усмехнулся:

– Уже доказал.

– А известно ли вам, – напирал Адвокат упруго и стремительно, – что 29 октября 1991-го Горбачев беседовал с Джорджем Бушем, Фелипе Гонсалесом и королем Испании Хуаном-Карлосом? Он сказал: «Ельцин – человек, который не всегда надежен. Такова реальность. Его, честно говоря, на сутки нельзя отпустить. Работаешь с ним, договариваешься, а потом оказывается, что надо начинать сначала». Видите?! Мой клиент даже мировым лидерам жаловался, что с Ельциным нельзя иметь дело, что они враждуют!

– Какая интересная у вас манера: обрывать цитату, – усмехнулась Прокурор. – Напомню, что дальше Горбачев сказал: «Было бы большой ошибкой идти на конфронтацию с Ельциным. И я буду работать с ним»[233].

Адвокат сник. Не ждал он такой осведомленности от обвинения.

– Да и вообще, нет нужды к словам цепляться, – вставил я. – Сами действия Горби и Ельцина прекрасно изобличают и умысел, и сговор.

Судья величаво поднялся:

– Истец, считаете ли вы господина Ельцина виновным в убийстве СССР?

– Несомненно, – ответил я.

– Его вина косвенная или прямая?

– Прямая.

– Вы настаиваете на придании ему статуса подсудимого?

– Нет.

Зал изумленно колыхнулся. Донеслось даже чье-то: «Вот идиот!»

– Почему же? – спросил Судья, помолчав секунду.

Я объяснил:

– Уходя в отставку в 1999-м, под Новый год, Ельцин попросил у всех нас прощения. Я не помню, чтоб еще хоть один политик просил прощения у народа, не принято у них так! Он осознал свою вину – а значит, достоин милосердия.

Ельцин стоял, покачиваясь, и глядел куда-то внутрь себя. Я с кафедры изучал публику. В ее глазах светилась и накопленная годами ненависть к этому человеку, и равнодушие, и брезгливость; кое-где угадывалось что-то вроде сочувствия к его бессильной дряхлости… Но ни любви, ни уважения, ни благодарности я не заметил ни в ком. Даже либералы уже от него отвернулись.

Худшее наказание – оставить по себе такую вот память.

– Прокурор не возражает? – уточнил Судья после долгого молчания. Обвинитель сидела опустив глаза, лицо ее покрылось пятнами, было видно, как она взволнованно и мучительно дышит. Наконец она взглянула на Ельцина, на меня, на Судью – и отозвалась тихо:

– Не возражаю.

Горбачев вскочил, весь красный, хотел крикнуть, очки сорвал и замахал ими в воздухе. Адвокат тоже встал, что-то шепнул ему на ухо и усадил. Судья произнес:

– Ступайте с миром, Борис Николаевич.

Глядя в пол, тот тяжко и медленно вышел.

День седьмой Марионетка

И настал новый день.

Адвокат после удара гонга заявил так:

– Мой клиент признает умышленное убийство СССР и совершенный им для этой цели сговор с Борисом Ельциным.

– Слушания закрыты, можно выносить приговор? – осведомился Судья.

Адвокат выкрикнул нервно:

– Нет!! – и, успокоясь, добавил: – Мы признаем умысел и сговор, однако мой клиент действовал не самостоятельно, он был лишь орудием более влиятельных сил! А следовательно, его вина смягчается.

– Что ж, доказывайте… – согласился Судья несколько разочарованно.

– Защита приглашает свидетеля Болдина!

– Он уже выступал, – возразил Судья, но Адвокат продолжал настаивать:

– Тогда его вызвало обвинение! Мы тоже вправе.

Судья вздохнул:

– Извольте…

Вновь появился носитель квадратных очков – бывший помощник Горби. Публика встретила знакомого радостным оживлением. Он даже слегка поклонился.

– Валерий Иванович, – обратился Адвокат, – расскажите, пожалуйста, как Михаилом Горбачевым управляли внешние силы.

– Знаете, я бы начал с другого, – нарушил ход дела Болдин. – Управляла Горбачевым прежде всего его собственная жена[234].

По залу прокатился смешок. А подсудимый, мне показалось, слегка вздрогнул.

– Генсек был не только обычным подкаблучником, – продолжал свидетель, – жена вела его даже в плане идеологии. Ведь Раиса Максимовна читала в вузе курс марксистско-ленинской философии, видела себя серьезным специалистом в этой области – а дома, как признал ее супруг, «возглавляла нашу семейную партийную ячейку». Вдумайтесь: членом ячейки, то есть ее подчиненным, был генеральный секретарь ЦК КПСС!

– Валера, да ты вообще без чувства юмора! – засмеялся Горбачев. – Я же пошутил!

– Понимаю. Но в каждой шутке есть доля шутки… Ваша жена стала самостоятельной политической фигурой и «весила» больше многих высших чиновников. Ее машину даже оборудовали спецсвязью на уровне генсека!

– Михал Сергеич, это правда? – изумился Судья. – Зачем??

– Ну… Она попросила, – смущенно поведал бывший супруг. Даже голову опустил.

А Болдин продолжил:

– И она требовала преклонения. Вот пример: приехали в Куйбышев, и Раиса Максимовна пожаловалась: