Предвестники Мельтиара

Я поспешно зажмурилась, а потом взглянула на другое видение в разрывах тумана.

Оно было незамутненным и ясным, даже сгустившиеся ночные тени ничего не могли скрыть, — я словно смотрела сквозь стекло шлема, видела то, что недоступно обычному зрению.

Я видела острые камни и огромные валуны; ракушки и водоросли, оставленные приливом; деревянные бока лодки; весло, поднятое на корму. Видела четыре силуэта, отчетливые и яркие, но не могла разглядеть лиц.

Потом один из четверых обернулся к морю, — и я узнала Лаэнара.

В груди взорвалось чувство, внезапное как удар, как вспышка молнии. Звуки обрушились на меня: грохот моря, крики чаек, голоса, язык врагов. Туманная поверхность исчезла, я была близко, так близко, — еще миг и рухну туда, к Лаэнару.

— Пусть смотрят, пока я буду там, — сказал Мельтиар, и я очнулась.

Передо мной снова было зеркало, видения мерцали в глубине.

— Хорошо, — отозвался Эркинар и провел рукой по стеклянной поверхности. Мгла закружилась под его пальцами, образы погасли и возникли вновь, стали отчетливей, ближе.

— Кто на этом корабле? — спросил Мельтиар. Он всматривался в глубину зеркала, сумеречные тени отражались в темноте его глаз. — Я не вижу.

Эркинар покачал головой и сказал:

— Все смутно. Нам было трудно различить даже это.

— Неважно, — решил Мельтиар. — Они будут уничтожены, как только я вернусь. Или там есть полукровки?

— Я вижу только его. — Эркинар вновь прикоснулся к зеркалу, и видение вздрогнуло, мгла отползла к краям.

Прибрежная ночь расступилась, к нам хлынули запахи и звуки. Я видела Лаэнара, чувствовала его горячую, страстную силу, огонь его души. Мне так хотелось оказаться там, возле него, — но рядом с ним был другой человек, и я узнала его стремительную магию, похожую на сталь, ставшую ветром, и на лунный свет, растворяющий камни.

Эли, маг, забравший Лаэнара.

Этот маг — полукровка.

Мне стало легче дышать и проще думать. Все верно, ведь у врагов нет магии, как я не догадалась сразу? Это мог быть только один из нас. Полукровка, не знающий ничего о себе, не видящий свой свет.

Но он жил в Роще, почему же он не знал? Почему скрытые не рассказали ему?

— Заберу хотя бы одного, — сказал Мельтиар и повернулся к нам. — Ждите. Осталось немного.

Темнота полыхнула и погасла. У мерцающего стекла остались лишь пророки и мы, три звезды Мельтиара.

Но скоро нас снова будет четверо.

Рэгиль положил руку мне на плечо, Амира сжала мою ладонь, и мы вновь склонились к зеркалу, полному видений.

45

Я смотрел, как приближается берег.

Сперва меня коснулся ветер, пришедший с суши. Едва различимый в потоках соленого бриза, он нес тепло земли, запахи первых дней осени, — привычные и уже почти забытые. Я медленно вдохнул его, пытаясь остановить этот миг, запомнить вкус возвращения. Моя песня проснулась и задрожала в глубине сердца, звучала стремлением и тоской.

Потом появились горы, чернотой вспороли край неба. Позади них догорал закат, а они приближались, становились все темней, все больше. Сотни лет враги скрывались там, в сердце темноты.

Горы распались на череду скал, перевалов и дальних вершин, — и я ощутил, как изменилось под нами море. Его голос стал неистовым и громким, оно пенилось, рвалось вперед, падало на скалы.

«Здесь причалили первые корабли. Здесь была первая битва».

Сумеречный ветер говорил мне об этом во сне, — так давно, до начала войны. И тогда я не поверил, но теперь знал, — это правда. Здесь была первая битва и будет последняя.

Я закрыл глаза, пытаясь успокоить мысли, придать им уверенность и силу.

Я вернусь. Мы все вернемся.

Весло в моих руках было теплым от долгого полета, песня струилась в нем, перетекала в лодку, эхом оставалась в попутных ветрах.

Мы качнулись, на миг потеряли высоту, зачерпнули бортом холодный поток, выровнялись снова. Я открыл глаза, посмотрел вперед.

Джерри сидел там, за рычагами, — лодка отзывалась на его движения, но запоздало, словно бы неохотно.

Я потянул весло на себя и сказал:

— Снижайся.

Лодка послушалась меня, скользнула вниз, и Джерри выругался, дернул рычаг, пытаясь выровнять ее. Лаэнар схватился за борт, воскликнул что-то, восхищенно или испуганно, — я не смог разобрать.

Я знал, где-то внизу корабль, борется с прибоем, лавирует среди прибрежных скал. Но он был неразличим, — сила Тина или грохот моря скрыли его, я видел только волны, только черные рифы. Отзвук песни теней доносился сквозь голоса моря и ветра, — там, на палубе корабля, Нима пела, не замолкала ни на мгновенье.

Мы мчались вниз, все быстрей.

Черные камни мелькнули совсем близко, прибой окатил нас шквалом брызг, остался позади, — и киль вспорол землю, лодка остановилась, медленно завалилась на бок и замерла.

Мне не хотелось выпускать весло, не хотелось выбираться наружу. Песня полета звенела, текла сквозь мои ладони, говорила: «Я с тобой». Я слушал ее и казалось, — мне ничего не грозит, пока я не шагну на родную землю, не принадлежащую нам теперь, пока не почувствую, как изменился мир.

Усилием воли я поднялся и вылез из лодки.