А что означало это совпадение? Нет, не совпадение — подсказка, мне — для того, чтобы я понял, — через много лет, — кто на самом деле виноват в исчезновении Ольки. То, что Перфильев и грабители, которым он был наводчиком, — это только одна сторона монеты. Перфильев имел отношение, да; грабители, вскрывавшие дома, — скорее всего, они убили Ольку. Но и Мишка тоже имел отношение, ибо он создал Предвестников табора — своим воображением, сказочную сторону моего детства, фантастическую, зеркальную, наконец, его сторону, погубившую Ольку.
Это еще одна разгадка.
Нет, это не обеляло его.
— Короче, я нагнал Ольку и во всем обвинил тебя, а сам вывернулся… но послушай, скажи… ты не винишь меня?
— За что? Я же не знал об этом.
— Нет-нет, за то, что ну… мне следовало уговорить тебя не кидать камнем… я же не…
— Нет, не виню, Миш, — оборвал я.
Мишка, однако, и не думал успокаиваться. Снова он принялся причитать и жалеть себя — о том, что Маша его все время пилит, о том, что ему надоело сидеть в К*** — но главное:
— Ну так уезжай отсюда.
— Нет, это означало бы сдаться. Не такой я слабак! Эти чертовы туристы, они у меня уже в печенках сидят. Я вот что сделаю. Поставлю здесь пограничный столб, запрещу въезд на курорт… прямо, как в моей теории… в моей теории государства. Не хочу, чтобы они нарушали мой покой — я устал от случайных людей, Макс! — Мишка стал озираться. — Вот смотри, Макс, смотри… хочешь, закричу сейчас? Скажу, чтобы все выметались отсюда…
— Миш, не стоит…
— Чтобы они не нарушали мой покой…
Я резко поднялся из-за стола.
— Ну все, пошли отсюда.
— Не пойду.
— Пошли.
— Нет, не пойду. Я буду кричать сейчас.
— Ты хочешь выместить на них злобу за то, что неудачно женился? — не выдержал я и тотчас после этого развернулся и направился вон из бара.
Мишка встал и поплелся за мной.
На ходу он произнес как-то отстраненно, почти обиженно:
— Что, Макс? Ты сказал… я… ничего…
А потом еще:
— Я не… ты так думаешь, да? С чего ты…
Выйдя из бара, я сделал несколько шагов к дороге и остановился, чтобы подождать Мишку; я стоял спиной к двери, не оборачивался.
Я услышал скрип двери, затем быстрое шарканье ног и звуки борьбы; испуганно обернулся.
Кто-то схватил Мишку из-за спины и не выпускал: в свете фонаря я видел руки в белых перчатках, сцепленные на Мишкином животе, просторные рукава белого одеяния и длинные белые полы, колыхавшиеся позади Мишкиных ног, — однако ни лица, ни даже силуэта головы нападавшего видно не было.
Мишка порывисто дергался всем телом то в одну сторону, то в другую, будто стараясь ослабить опутывавшие веревки, прилагал воистину нечеловеческие усилия, чтобы высвободиться, — алкоголь, которым была отягощена его голова, с одной стороны гасил его силу, с другой — раззадоривал число и скорость попыток. Однако все тщетно: руки Мишки тоже оказались блокированными, захват точно на локтевых сгибах, да еще такой искусный, что он вообще не мог руками пошевелить.
Мишкина шевелюра судорожно потрясала густыми, слипшимися колечками.
— Миш, что ты делаешь? — выкрикнул я невольно.
Потом быстро шагнул в его сторону, но тотчас же руки в перчатках на животе расцепились — резко, словно цепь лопнула, а затем — никакого звука отступающих шагов или человеческого силуэта за Мишкиной спиной — я увидел только, как в тени, за пятном электрического света, об стену бара ударилась белая ткань, слева от двери, — словно простыню скомкали и бросили с силой о стену.
— Помоги мне, Макс!.. — вырвался у Мишки сдавленный крик, запоздалый — Мишка был уже свободен.
— Что случилось?
— Он же… напал на меня… т-ты видел? — Мишка заикался.
— Кто?
— Черт знает что вообще ничего не понимаю ничего… — выругался Мишка, пьяно и вполголоса; сел на корточки и спрятал голову между колен; покачнулся пару раз, слегка, а все же в результате не опрокинулся назад.
Мне пришло в голову: удивительно, как это Мишка в таком состоянии вообще удержался на ногах — во время борьбы.