Предвестники викингов. Северная Европа в I - VIII веках

(Первая Песнь о Хельги убийце Хундинга, 9)

Однако период с VI — конец IX в., без сомнения, — эпоха безраздельного торжества «локальной идеи». Малые конунги командуют малыми дружинами и ставят перед собой малые цели. Но из этих «незначительных» войн рождалось ощущение силы и власти; в них выковывались стереотипы дружинного быта и менталитета; оттачивалась, становясь привычной, стратегия и тактика десантных операций, доведенных на Севере до автоматизма. В этот же период начинаются массовые походы в Балтийском море. Ни в одной из их черт нельзя усмотреть принципиальной разницы с походами викингов в VIII–XI вв. И в VI в., и в последующие столетия берега Поморья, Прибалтики и Финляндии становятся добычей скандинавов.

Эпоха викингов зрела в недрах общества. Викингами были все члены этих малых дружин уже задолго до походов в Западную Европу, и нужен был только незначительный толчок или, скорее, прецедент, что бы накопившаяся энергия и талант выплеснулись на континент.

Параллельно существующий институт морских конунгов — тех, у кого «были большие дружины, а владений не было» (88; 30), — был принципиально идентичен институту малых конунгов, с той лишь разницей, что его существование обусловливалось безземельным статусом этих претендентов. Комплекс причин — нехватка земли для младших сыновей в роду, недостаточная прибыльность хозяйства для самостоятельных землевладельцев, жажда подвигов и приключений — побуждал сниматься со своих мест значительное количество людей. Для большинства это было сезонным и временным занятием. И вокруг них возникали аналогичные дружины. Разница была лишь в меньшей привязанности к месту.

Несомненно, существовали и дружины предельно маргинализированных элементов, хорошо известные по сагам позднейшего периода, однако они не стали распространенным явлением. Подобные прослойки возникают в эпоху общественных катаклизмов (кризис конца XI в., породивший крестовые походы, тому примером), а вендельское время все же было достаточно спокойным веком.

Таким образом, военная дружина представляет собой первооснову и первичную организационную структуру социально подвижной части общества Скандинавии догосударственной и протогосударственной эпохи, единый и самодовлеющий организм с достаточно устойчивой и слабо стратифицированной (что повышало его устойчивость) внутренней структурой и обновляющимся составом. Причем дружина «морского конунга» и шайка берсерков могут выступать как явления сопоставимые — имеющие общие источники происхождения, хотя и преследующие различные цели.

Представляется продуктивной оценка дружины с точки зрения критериев социальной психологии. Она выступает как классический образец так называемой малой группы (44; 5-12). Количественный состав мог очень существенно варьироваться. Здесь и классические 12 берсерков, восходящие к мифологическим вождям Асгарда, и упоминаемые в сагах команды в 20, 30, 60, 100 человек (114).

Этот микросоциум был пронизан многочисленными связями межличностного порядка (позднейшие фелаги) и подчиненности конунгу; возникали линии, скрепляющие его не только по вертикали, но и по горизонтали. Создавалась структура маргинальной группы по типу современной криминальной группы. Сходство усиливалось явным или скрытым противостоянием всех вместе основному населению.

Маргинализировалось и самосознание. В пользу этого свидетельствует и весьма убедительная, на наш взгляд, этимология слова «викинг», выводимая из глагола «vikja» — «поворачивать, отклоняться» (153; 121, 140, 182–183) (14; 80). Само «рекрутирование» осуществлялось в силу притягательности образа дружинника как такового [дружина, с точки зрения критериев социальной психологии, — тип референт ной группы — группы, в которой престижно состоять (44; 8-12)]. Бытование в вендельскую эпоху и позднее обильного тотемистического материала (вепри и хищные птицы на оружии и т. д.) маркирует наличие определенных воинских союзов (127; 40–41) (129). Распространение в дружинной среде культов Одина и особенно Тора; восторженный пафос и само содержание скальдической поэзии, воспевающей культ битвы как таковой; специфичность воздаяния в мире ином в форме весьма своеобразного роскошно-казарменного блаженства в Вальхалле, недоступного невоинам, — все это демонстрирует сложение определенного, во многом тупикового, ответвления норм родовой морали в форме дружинной идеологии.

Скандинавия представляет собой уникальный регион, характеризующийся крайним и наиболее полным воплощением заложенных в германском языческом варварском обществе потенциальных возможностей. Это то, чем могла стать и не стала германская Европа, «сбитая с пути истинного» слишком близким знакомством с Римом и христианизацией. Оттого Скандинавия для нас — своего рода увеличительное стекло, при аккуратном обращении позволяющее исследовать, в частности, дружинный быт и дружинную идеологию предшествующей поры с высокой степенью достоверности, «выпячивающее» тенденции, слабо различимые по ранним источникам.