Эш фальшивый тон никак не прокомментировал, закрыл дверь с помощью сверхъестественных способностей и подошел к Нику. Это нервы не успокаивало.
Слава богу Ник привык к причудам Эша, иначе Кириану пришлось бы искать нового помощника, после того, как он бы очистил дорогой ковер от огромного пятна мочи.
Эш остановился около Ника и хмуро посмотрел на него.
— Если я Джокер, то ты…
— Робин.
— И что ты тут делаешь… Дик[1]?
— Ой! Меня только что оскорбили! — Ник рассмеялся, тряся руками, чтобы отвлечь внимание Эша от того, что его застали на террасе Кириана, где его босс хранил древнегреческий статуи трех своих сестер. Они одни из немногих вещей, что остались у Кириана с тех времен, когда он был греческим принцем. И хотя Кириан гордился своим наследием, но почти не хранил воспоминаний о прошлом. Это было слишком невыносимо для него.
Но его сестры — совсем другое дело. Он приходил «их» навестить хотя бы раз за ночь и иногда оставлял цветы у постамента.
Ник поморщился, не желая признаваться, что пришел сюда, чтобы с помощью Глаза разглядеть сцены из прошлого Кириана.
— Ничего.
Эш приподнял бровь, намекая, что знает, что Ник врет, но озвучивать этого не стал.
— Где Роза?
— Ей не очень хорошо. Я заставил ее уйти домой пораньше.
— И каким актом законодательства пришлось ради этого воспользоваться?
Эш не шутил. Вспыльчивая домоправительница никогда не пренебрегала своими обязанностями или Кирианом, которого считала еще одним своим сыном, и очень о нем заботилась. Это единственный мужчина, который имел на нее хоть какое-то влияние…
— Актом Мигеля. Я научился грязной игре. Это когда сын давит на материнский инстинкты.
Эш резко вдохнул.
— Жестко, Готье.
— Да, все ради победы.
— Запомню на будущее, — Эш собрался уходить.
— Эш? — Ник заколебался, когда Эш замер, чтобы посмотреть на него. — Можно тебя спросить кое о чем?
— Конечно, мелкий.
— Как ты живешь, зная будущее?
Эш фыркнул.
— Ух ты, ты прямо к делу, без вступления.
— Ага, я к такому привык. Ты научил меня водить, и я знаю, что я — вечная катастрофа: мусорные баки и пешеходы в опасности.
— И я все еще посещаю психиатра по этому поводу. Одиннадцать тысяч лет без серьезных травм и всего лишь пять месяцев уроков вождения, и у меня посттравматический синдром сильнее, чем после пяти войн.
— Ха-ха.
— Смейся-смейся, — нахмурился Эш. — Я серьезно.
— Я тоже, — Ник очнулся и дотронулся до Глаза в кармане. — Как ты справляешься с тем, что знаешь, что случится со всеми вокруг? Это не сводит с ума?
Эш вздохнул и ответил:
— Я стараюсь не заглядывать туда.
Ник закатил глаза.
— Я серьезно, — повторил он.
— Я тоже. Это все, что можно сделать, потому что когда туда заглядываешь и видишь, что произойдет с близкими, то можешь испортить все.
— Ты о чем?
— Все очень просто. Ты пытаешься избежать этого, и как только приступаешь… то по тебе шарахает неожиданным поворотом событий из-за твоих действий. Поэтому худшие события в моей жизни произошли из-за того, что кто-то пытался помочь мне. Уж лучше пусть те, кто любят, позволят судьбе вершить свое дело, чем попытаются ее изменить. Именно поэтому я стараюсь не вмешиваться в свободу выбора других.
— И получается?
Эш пожал плечами.
— И да и нет. Иногда это больно. Как наблюдать за любимым ребенком на детской площадке и знать, что он упадет. И на долю секунды задумываешься — поймать его или позволить стесать коленки и узнать о гравитации? Врожденный инстинкт заставляет желать уберечь его от боли, но если он не научится сейчас, то последствия могут стать катастрофическими. К сожалению, не знаешь насколько, пока не станет слишком поздно.
— Например, как брак с моей женой.
Ник повернулся, неожиданно услышав голос с греческим акцентом, принадлежавший Кириану. В нем явно слышалась боль. Он редко говорил о Теоне. И его не в чем винить. Его бывшая выкинула номер, когда выдала Кириана его злейшим врагам, чтобы те его пытали, а затем признали предателем Римской империи.
Одно дело читать в школе историю, а другое — общаться с людьми, которые жили в то время, и оно на них повлияло.
Кириан встал рядом с Ником, глядя на Ашерона.
— Ты так напоминаешь мне себя в твоем возрасте, мальчик. Горячая голова, да еще и упрямый. Никто не мог мне ничего сказать, всему приходилось учится самому. Мой отец делал все, чтобы вразумить меня, но я ничего не слушал. Я думал, что он необъективен и старомоден. Застрял на месте. Как глупо с его стороны было судить женщину, которую он не знал, основываясь на занятиях, в которые, как я считал, ее втянули.
Наверное, это не меняло факта, к которому постоянно возвращался Ник:
— Не стоило ей тебя предавать.
— Не стоило мне быть слепцом.
Эш похлопал Кириана по плечу.
— Мы сами выбираем свою правду жизни, всегда видим то, что хотим в других и в себе.
Кириан кивнул.