Предводитель волков. Женитьба папаши Олифуса. Огненный остров

— Ты все-таки хочешь говорить «хитрые звери»? — спросил как-то мой отец.

— Да, мой генерал, и совсем не из упрямства.

— Тогда почему же?

— Потому что, при всем моем уважении к вам, должен сказать: вы ошибаетесь, мой генерал.

— Как это ошибаюсь?

— Да; надо говорить «хитрый зверь», а не «хищный».

— А что означает «хитрый зверь», Моке?

— Это зверь, который выходит только по ночам; это тварь, которая пробирается в голубятни, чтобы душить голубей, как куница; в курятники, чтобы давить кур, как лиса; в овчарни, чтобы резать баранов, как волк; это лживое животное — одним словом, это хитрый зверь.

В этом истолковании была своя логика, и мой отец ничего не смог возразить, а торжествующий Моке продолжал называть хищников хитрыми зверями, не понимая, отчего мой отец упрямится и продолжает называть хитрых зверей хищными.

Вот почему, когда мой отец спросил Моке, что тот намерен делать дальше, Моке ответил: «Я поступил так, как поступаю, когда хочу поймать хитрого зверя».

Нам пришлось прервать этот диалог, чтобы дать вам только что прочитанные вами разъяснения, но моему отцу Моке ничего не должен был объяснять, и они продолжали разговор.

6

— Так что же ты делаешь, Моке, когда хочешь поймать хитрого зверя? — спросил мой отец.

— Генерал, я делаю западню.

— Как! Ты устраиваешь западню для мамаши Дюран?

Моке не любил, чтобы кто-нибудь произносил слова иначе, чем он сам.

Он повторил:

— Я сделаю западню для мамаши Дюран, да, мой генерал.

— А где же ты устроил свою западню? В дверях?

Как видите, мой отец уступил.

— Как бы не так — в дверях! — сказал Моке. — Можно подумать, старая ведьма входит в двери! Не знаю, каким образом она пробирается в мою комнату.

— Может быть, через дымоход?

— В моей комнате нет камина. И вообще я вижу ведьму только тогда, когда почувствую ее на себе.

— Ты ее видишь?

— Как вас сейчас, мой генерал.

— И что она делает?

— Ничего хорошего — ходит по мне ногами: топ! топ! топ!

— Где же ты устроил западню?

— Западню! У себя на животе, конечно!

— И какая же у тебя западня?

— О, превосходная западня!

— Ну, какая?

— Такая, какую ставил на серого волка, который резал баранов у господина Детурнеля.

— Не так уж хороша эта твоя западня, Моке: серый волк съел приманку и ушел.

— Вы прекрасно знаете, почему он смог уйти, мой генерал.

— Не знаю.

— Он не попался, потому что это был черный волк башмачника Тибо.

. — Моке, это не мог быть черный волк башмачника Тибо: ты же сам сказал, что волк, который резал баранов у господина Детурнеля, был серый.

— Теперь он серый, мой генерал, но во времена башмачника Тибо, тридцать лет назад, он был черным. Я и сам, мой генерал, тридцать лет назад был черным, словно ворон, а теперь серый, как Доктор.

Доктором звали нашего кота, которого я попытался более или менее прославить в своих «Мемуарах»; имя это он получил за роскошный мех, коим его наделила природа.

— Да, — сказал мой отец, — я знаю твою историю про башмачника Тибо. Но если черный волк — это дьявол, как ты говоришь, Моке, то он не должен меняться.

— Должен, мой генерал; за сто лет он становится совсем белым, а в полночь каждого сотого года снова делается черным как уголь.

— Ты прав, Моке; только, пожалуйста, не рассказывай эту увлекательную историю моему сыну, пока ему не исполнится, по крайней мере, пятнадцати лет.

— Это почему, мой генерал?

— Потому что незачем забивать ему голову такой чушью, пока он не будет в том возрасте, когда не боятся ни белых, ни серых, ни черных волков.

— Хорошо, мой генерал, я не стану ему об этом рассказывать.

— Продолжай…

— О чем мы говорили, мой генерал?

— О западне, которую ты устроил у себя на животе. Ты говорил, что это превосходная западня.

— Ах да! В самом деле, генерал, — западня была превосходная. Она весила не меньше десяти фунтов, — да что я говорю! — в ней было верных пятнадцать вместе с цепью! Цепь я намотал себе на руку.

— И что было в ту ночь?

— Ох, в ту ночь было еще хуже. Раньше она приходила топтать меня в кожаных башмаках, а в ту ночь явилась в сабо.

— И теперь она приходит…

— Каждую ночь, мой генерал. Вы же видите, какой я стал тощий и хилый. Но сегодня утром я принял решение.

— Какое же решение ты принял, Моке?

— Я ее застрелю из ружья — вот что я сделаю!

— Мудрое решение. И когда ты собираешься привести приговор в исполнение?

— Сегодня вечером или завтра, мой генерал.

— Черт возьми, я как раз хотел послать тебя в Виллер-Эллон.

— Ничего, мой генерал. Это срочное дело?

— Очень срочное.

— Ну, так я схожу в Виллер-Эллон — до него четыре льё, если идти лесом, — и к вечеру вернусь; это всего-то восемь льё, генерал, мы во время охоты и дальше забирались.

— Договорились, Моке. Я дам тебе письмо к господину Коллару, и ты его отнесешь.

— Отнесу, мой генерал.

Отец поднялся с постели и написал г-ну Коллару следующее письмо:

«Мой дорогой Коллар!