Каменщик обиженно засопел, лелея укушенное плечо. Старик-сумасшедший поднялся на четвереньки – офицер так глянул на него, что тот снова отполз, бормоча свои жалобы.
– Я дам вам только один факел, – сказал лейтенант Луару. – В ваших интересах успеть вернуться, пока он догорит.
Луар пожал плечами:
– Как знаете… Но столько трудов ради одного факела?
Лейтенант не удостоил его ответом; каменщик старался держаться подальше от им же проделанной дыры, и Луар скоро понял, почему.
Запах. Он стоял здесь долгие годы, такой густой, что в нем можно было плавать, как в смоле. Он был запахом тленья и смерти, затхлой сырости, осевшего дыма и еще чего-то, похожего на терпкий дух благовоний. Лейтенант отшатнулся и в ужасе уставился на Луара – ждал, вероятно, что безумец тут же и откажется от своей затеи.
– Эге, – сказал Луар равнодушно. – Пожалуй, и гореть не будет, – и он сунул в проем зажженный факел.
Осветились заплесневелые стены, потолок, поросший известковыми сосульками, коридор, длинный, как кишка. Факел пригас – но все же не угас вовсе, и Луар удовлетворенно кивнул.
Первый шаг оказался трудным – но ни лейтенант, ни каменщик, ни даже безумный старик не смогли бы заметить его колебания. Луар справился с собой не легко, но быстро; даже у декана Луаяна не было такой возможности – узнать тайну Ордена из первых рук. А ведь Луара интересует не только Священное Привидение, Первый Прорицатель и ржавчина на медальоне; у сына Фагирры есть шанс узнать, что составляло смысл жизни его отца и в чем смысл его смерти. Возможно, темнота в провале – не разрытая могила, а наследное имение, отчий дом?
Он мрачно усмехнулся, согнулся в три погибели и с факелом наперевес нырнул в пролом.
Святая святых.
Закрывая лицо рукавом, он брел в густых слоях слежавшегося воздуха, обходя тухлые лужи и пятна плесени. Коридоры двоились и троились, круглые ступени ложились веером, приглашая подняться; он двигался как заведенный, не боясь заплутать или не найти обратного пути – а боясь только остановиться, потому что очень скоро ему стало казаться, что некто невидимый следует за ним по пятам.
Не он выбирал дорогу – дорога выбирала его сама, и он почти не удивился, оказавшись перед массивной дверью из позеленевшей бронзы. Засов на двери был взломан, и у Луара не было причин, оправдавших бы его нежелание войти.
Он вошел.
Свет факела сразу же перестал достигать потолка и стен; дуновение почти что свежего, живого воздуха позволило оторвать руку от лица и судорожно вздохнуть. И в ту же секунду он поперхнулся, потому что огромное темное пространство вокруг разом осветилось огнями.
Он ощутил себя не то выброшенным в звездное небо, не то окруженным полчищем врагов, из которых каждый держал в руке по факелу. Он метнулся – огни метнулись тоже, и тогда, сдержав страх, он понял их природу.
Яркие огоньки, острые, как иглы, тусклые огоньки, совсем мелкие огни в темной пустоте, недостижимо далекие, едва различимые, как пыль. Все они были отражениями его факела, и, пройдя несколько десятков шагов, он лицом к лицу встретился с собой – угрюмым парнем со впалыми щеками и чадящим факелом в руке, тусклым отражением в огромном, пыльном, подернутом паутиной зеркале.
Зеркальный зал. Черное пространство без границ, дробящееся и продолжающееся на сотнях запыленных граней. Плывущие в пространстве огоньки; некоторое время Луар стоял, покачивая факелом и вдыхая особенно сильный здесь запах старых благовоний. Это сердце Башни… Он кожей чувствует, что попал в самое ее сердце – но ему нужен мозг. Факел скоро догорит, пора отправляться…
Окна в коридоре были замурованы изнутри. Кое-где попадались развороченные ниши – вероятно, вскрытые тайники. В глубине одного из них сидел скелет, и остатки капюшона падали на костяной лоб. Луар отшатнулся, наткнувшись на взгляд пустых глазниц. Сторож? Пленник? Жертва Мора?
Следующая дверь была приоткрыта; Луару оставалось только поддеть ее носком сапога и с усилием распахнуть.
Снова запах, и снова иной. Сырость и благовония; посреди комнаты огромный стол, и все кругом завалено бумагами – осклизлыми, позеленевшими, смятыми, как палая листва. Никто не помнит уже, кем именно учинено разорение – то ли озверевшие горожане здесь хозяйничали, то ли сами служители ворошили свой же архив… Во всяком случае, бургомистр может спать спокойно – на этих гнилых клочках, что устилают здесь пол с гнилыми же остатками ковра, никто и никогда не прочитает имени его непутевого тестя.
Факел предупреждающе затрещал. Времени оставалось всего ничего.
Осторожно ступая по мусору, Луар обошел вокруг стола. Поднял факел повыше, осмотрел гладкие, без единой щели каменные стены.
– Мне нужно, – сказал он хрипло, обращаясь не то к столу, не то к собственной мечущейся тени. – Я его сын и имею право… Я единственный наследник.
Тишина. Ужасающий запах, чадящий факел и корка из мертвых бумаг.
Кончиками пальцев он дотронулся до стены, осторожно провел, будто почесывая каменную тушу Башни. Поднял руку выше; провел снова – наугад, без надежды.