– Я Луар Солль, – сказал он медленно, с наслаждением проворачивая во рту каждый звук своего неправильного, бывшего имени. – Я имею право.
Он шел коридорами, безошибочно выбирая правильный путь, а служитель, бормоча и посапывая, трусил следом. Встречные студенты недоуменно заглядывали Луару в лицо, кто-то удивленно вскидывал брови, кто-то шарахался – в какой-то момент ему увиделись те же коридоры пятнадцать лет назад, новый костюмчик из жесткой негнущейся ткани, студенты огромные, как башни, удивленно и ласково глазеют на неуверенного малыша, впервые явившегося в таинственное место, где «наука» и где мама «работает»…
Он очнулся. Он снова был собой, то есть вполне взрослым ублюдком, и в глазах ученых юношей отражалась не умильная симпатия – страх в них отражался, угрюмый страх; а ведь я страшен, подумал он удовлетворенно.
Медальон подрагивал на груди в такт шагам, и с каждым шагом зрела уверенность, что столько времени потрачено зря, что он искал не там и не так, но вот, наконец, перед ним нечто важное, единственно важное, нужно только перетерпеть эту жгучую боль золотой пластинки…
Тогда, в первый раз, он так испугался барельефов, каменных лиц великих ученых древности, эти лица казались ему мертвыми и строгими одновременно… Каменные трупы…
Еще он боялся, когда рисовали огонь. Он думал, что нарисованный огонь явится, и будет пожар, тот, которым пугает нянька…
– Нет! – суетливо воскликнул служитель. – Без разрешения госпожи Тории… Нельзя!
Луар поднял голову; оказалось, он стоит перед запертой дверью, вернее, перед дверью и заслонившим ее служителем:
– Кабинет декана… это святыня… Вы знаете, он заперт… Только госпожа Тория может…
– Декан мой дед, – сказал Луар в сводчатый потолок. – Вы думаете, он был бы против?
На лице служителя проступило сомнение – но только на секунду:
– Только с разрешения госпожи Тории! Только в ее присутствии… И вы все равно не сможете открыть!
– Тогда чего вы боитесь? – удивился Луар.
Служитель заколебался. Нахмурился, упрятав глаза под самый лоб; нехотя отступил:
– Что ж… Надеюсь, дверь вы ломать не будете, господин Луар?
В последнем слове накопился весь яд, на который был способен этот преданный университету старикашка. Луар поднял брови, узнавая и не узнавая собственное имя:
– Или у вас нет ключей?
– Ключи у госпожи Тории! – победно изрек служитель. – И вряд ли ей понравится, когда я расскажу о…
Луар с усилием повернул бронзовую ручку. Тяжелая дверь качнулась и отошла – без скрипа, плавно, как во сне. Служитель замер, разинув перекошенный рот.
Из кабинета пахло травами. Пылью, книгами, еще чем-то трудноназываемым, Луар был уверен, что слышал этот запах раньше…
Служитель все еще молчал.
Тогда Луар переступил порог и захлопнул дверь перед самым служительским носом.
Вооруженный до зубов отряд, возглавляемый полковником Эгертом Соллем, подобен был обезумевшему льву, который гоняется за шершнем.
Эгерт кидал своих людей напролом, рвался вперед, презрев опасность, – и всякий раз заставал брошенный лагерь, остывшие угли костров, смятую траву и кости обглоданной дичи; Сова протекал сквозь ловушки, как протекает сквозь пальцы песок, а отряд Солля был велик и неповоротлив, и всякий, кто был хоть сколько-нибудь любопытен, мог спокойно разузнать о его маневрах и подготовиться загодя…
Разъяренный Солль пытался сделать союзниками местных жителей – их допрашивали едва ли не с пристрастием, и все напрасно. Боясь возможных разбойничьих набегов и трепеща перед озлевшими стражниками, хуторяне приходили в еще больший ужас при мысли о мести – а Сова мстителен, и не стоит надеяться на то, что его так скоро изловят…
Спустя неделю закончился провиант; воины роптали. Эгерт, все эти дни почти не сходивший с седла, почернел лицом. Обещая своим людям попеременно то награды и почести, то военный суд и виселицу, он сумел-таки вздрючить выдохшийся и голодный отряд, привести его в более-менее боевое состояние и подвигнуть на последний бросок – отчаянный и оттого неожиданный.
…Под вечер передовой дозор напал на след Совы – неожиданно свежий, еще теплый; на закате удачливому молодому воину посчастливилось изловить часового Совы – одного, а сколько их всего было?!
Запахло неминучим боем – и от этого долгожданного запаха ноздри полковника Солля затрепетали, как парус.
…Наутро город содрогнулся от новой страшной вести – под окнами добропорядочных горожан нашли маленькую молочницу с колодезной цепью на шее; белая лужа растеклась из опрокинутого бидончика, и на дальнем ее конце орудовал розовым языком вороватый кот. Все приметы говорили о том, что ребенок погиб сейчас, только что; горожане кинулись – одни в ужасе по домам, другие в ярости по окрестным переулками и подворотням; говорят, кто-то успел увидеть в конце улицы фигуру в длинном плаще. Высокую худую фигуру в капюшоне…
Слухи расползлись всего за пару часов. Перепуганные матери запирали детей на ключ, и несчастные узники уныло глядели на волю сквозь оконные стекла. Малолетние служки и разносчики жались друг к другу, то и дело в ужасе оглядываясь, будто заслышав звон цепи…