Преемники: от царей до президентов

Уже в день коронации Павла появилось несколько важных указов, главный из которых касался порядка престолонаследия и взаимоотношений членов императорской семьи. Павел исправил ошибку Петра I в этом вопросе — ошибку, которая привела Россию к многочисленным дворцовым переворотам, а значит, и нестабильности. Следующим шагом Павла стало наступление на дворянские привилегии. Затем столь же решительно император вторгся и в ту область, к которой старались не приближаться его предшественники, то есть в крепостную деревню. Указ 1797 года зафиксировал норму крестьянского труда в пользу помещика — не более трех дней в неделю. Он же попытался остановить процесс обезземеливания крестьян. В некоторых российских губерниях государь просто запретил продавать крепостных без земли.

Отклики на этот важный указ со стороны иностранных наблюдателей и русских помещиков оказались, по понятным причинам, разными. Первые указ горячо приветствовали: по их мнению, император двигался в правильном направлении. Прусский дипломат Вегенер, анализируя ситуацию, подчеркивал:

Закон… не существовавший доселе в России, позволяет рассматривать этот демарш императора как попытку подготовить низший класс нации к состоянию менее рабскому.

Вторые же возмутились, сочтя решение монарха прямым ударом по своим привилегиям. Впрочем, отечественные верхи возмущало практически все, что бы ни делал Павел. Унаследовав пустую казну с огромным внутренним и внешним долгом, император предпринял немало усилий, чтобы найти новые источники доходов и остановить инфляцию. В идеале Павел поставил перед собой задачу "перевесть всякого рода бумажную монету и совсем ее не иметь". На радость сплетникам государь приказал демонстративно сжечь на площади перед Зимним дворцом свыше пяти миллионов рублей в бумажных ассигнациях, а взамен переплавить в серебряную монету дворцовые сервизы. Реакция оказалась предсказуемой: император ненормален — кто же жжет деньги?

Василий Ключевский пишет:

Император Павел I был первый царь, в некоторых актах которого как будто проглянуло новое направление, новые идеи… Это царствование органически связано как протест — с прошедшим, а как первый неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников — с будущим. Инстинкт порядка, дисциплины и равенства был руководящим побуждением деятельности этого императора, борьба с сословными привилегиями — его главной задачей.

Между тем равенство и борьба с привилегиями — это как раз то, чего больше всего боится политическая элита. А если такая борьба становится реальной, за это вполне можно получить и табакеркой в висок.

Императорский "Комитет общественного спасения"

Попытки реформировать Россию в европейском духе в нашей истории не редки. Редки удачи на этом поприще.

По-своему очень старалась Екатерина Великая, привлекая себе в помощь даже Вольтера и Дидро. Не вышло.

Очень старался и Павел. У него был свой ориентир — рыцарская справедливость. Не помогло и это. Да и русские дворяне к идее подобной справедливости оказались почему-то совершенно невосприимчивы. Они решили, что их личные привилегии намного важнее рыцарского духа.

Вместе с тем у Екатерины и Павла было одно несомненное достоинство: они хотя бы пытались изменить Россию. А на это отваживается далеко не каждый преемник.

Чтобы стать в нашей стране реформатором, видеть проблему мало, надо еще осмелиться взяться за ее решение. Риск провала велик, надежда на успех мала. Все главные российские вопросы уже закостенели от древности.

К выводу о том, что государство нуждается в коренной реформе, пришел и Александр Павлович — внук Екатерины и сын Павла. Причем пришел задолго до того, как вступил на престол. Только вот беда: сама эта мысль привела его в полное замешательство. Всю свою жизнь он так и не мог решить: бежать от проблем либо, наоборот, вступить с ними в бой.

Александр I совместил в себе многие несовместимые качества, присущие двум его родственникам-антиподам: Екатерине II и Павлу I. По окончании царствования Александра Павловича — а оно продолжалось ровно четверть века, с 1801 по 1825 год, — историки, споря между собой, называли императора то "отвлеченным либералом", то "политическим альтруистом", то "религиозным консерватором". При этом все были правы. Натура царя оказалась на удивление многогранной.