Преисподняя

Было раннее утро, площадь по кругу обегали редкие машины, и холодный свежий воздух был особенно вкусен после подземной духоты, запаха креозота и машинного масла. Разведчики один за другим вылезали из люка и опускались в густую траву у фонтана. Настроение у всех было подавленное, словно они совершили что-то такое, отчего самим стало тошно. И все же они не зря спускались и не зря провели ночь под землей: внизу таился кто-то, кто был готов на все, даже на смерть.

Ключников и Бирс лежали на траве, уставясь в белесое небо, на душе было муторно, словно в том, что беглец покончил с собой, была их вина: не преследуй они этого человека, он был бы жив.

Першин по рации вызвал машины и в ожидании их медленно гулял по дорожкам сквера. Каменный Маркс по-прежнему стучал каменным кулаком, и эхо стука отзывалось во всем мире войнами, голодом и мором. Першин подумал, что, как бы не развивались события, памятник в любом случае следует оставить для вящей острастки.

Пришли машины, на одной разведка отправилась отсыпаться, на другой беглеца повезли в лабораторию. При дневном свете незнакомец выглядел особенно бледным, точно всю жизнь провел под землей: белые рассыпающиеся волосы, бесцветные зрачки; биохимический анализ показал отсутствие в тканях красящего пигмента. Это был настоящий альбинос, в лаборатории весьма удивились и долго разглядывали анализы.

- Похоже, этот человек никогда не знал солнца, - сказал один из биохимиков.

- Почему вы решили? - спросил Першин.

- Цвет глаз, кожи и волос зависит от меланина. А меланин образуется под действием ультрафиолетовых лучей.

Тем временем криминальная лаборатория определила, что одежда, обувь, белье и шлем незнакомца изготовлены - подумать только! - вскоре после войны.

8

Из лаборатории Першин отправился домой. Жена была на работе, дочки играли во дворе. Они не видели его, прыгали через веревочку, а он думал, как мало он может дать своим детям. Из поколения в поколение дети этой страны не получали сполна всего, что положено, и кто знает, может быть, по этой причине нация постепенно вырождалась.

В Москве и особенно в провинции Першин на каждом шагу встречал больных людей: даже веру в коммунизм он полагал болезнью, особым видом слабоумия, поразившим большую страну.

Эта земля, похоже, была проклята Богом. То ли пролитая обильно кровь, то ли дела людей были причиной, но Творец оставил эту землю без призора, остальное доделали сами люди: поверили преступникам, пошли за ними, и те ввергли их в грех, растлили и сделали соучастниками.

И вот он, отец, смотрел на своих дочерей, жалел и горевал - у него сердце заходилось от жалости и горя. Он не мог дать им всего, в чем они нуждались - расшибись в лепешку, не мог, потому что всю свою бездарность и свои пороки режим переложил на него - не расхлебать.

Першин знал, что режим ставит его ни в грош, каждый человек в этой стране значил для режима не больше, чем обгорелая спичка - каждый, кроме соучастников, замаранных общим делом.

Першин еще спал, когда пришла жена. Он проснулся, из-под опущенных век смотрел, как она осторожно двигается по комнате. Лиза была еще молода, но следы раннего увядания уже читались в ее лице, заботы женщину не красят.

Лиза работала в больнице и, как все женщины, моталась по пустым магазинам, часами стояла в очередях, готовила еду, стирала, шила, тащила на себе дом - и ни просвета впереди, ни проблеска.

"Коммунисты украли жизнь", - думал Першин, испытывая стыд: он не один год состоял в этой партии, созданной злоумышленниками, навязавшей себя народу, но не способной дать ему ничего, кроме лишений и горя. И сейчас, когда наступила полная ясность, когда все было понятно и очевидно, эта партия по-прежнему цеплялась за власть, лгала без смущения, чтобы продлить свое существование у кормушки, морочила головы и воровала, воровала, воровала, прежде чем уйти и кануть в небытие.

Лиза заметила, что он проснулся, присела рядом, глядя ему в лицо.

- Ночью не спал? - спросила она сдержанно, и он поразился ее самообладанию: она догадывалась, что он подвергается опасности, но не подала вида.

- Не спал, - ответил Першин.

Он видел, что Лиза хочет что-то спросить, но не решается.

- Что? - спросил он, опередив ее.

- Это опасно? - она пристально смотрела ему в лицо в надежде угадать правду.

- Не очень, - как можно беспечнее ответил он, но она не поверила.

- А что с нами будет, если... - она осеклась, испугавшись произнести вслух то, о чем думала: реченное слово существует въяве, как вещь.

- Не бойся, ничего со мной не случится, - попытался он ее успокоить, но, съедаемая тревогой, она отвернулась и печально смотрела в сторону.

...когда Лиза привезла его в Бор, у него дух захватило от новизны: после боев, вертолетных десантов, засад на горных тропах, после безлюдных, брошенных жителями кишлаков, после казарм и госпиталей Бор ошеломил его.