Преисподняя

Через десять минут после вылета из «Эль Прата» за занавеской, отгораживающей салон от носовой части самолёта, там, где находится кабина экипажа, прозвучал выстрел. За ним второй, третий. Самолёт затрясло как в лихорадке. С места, где сидел Идзуми, невозможно было понять, застрелили ли угонщики пилота или это перестрелка между террористами и экипажем. Не могли же они убить и командира, и второго пилота! Оба угонщика, стоявших в салоне, рванулись к кабине. Навстречу им выскочила стюардесса с лицом, белым как мел. Тряска продолжалась, самолёт ощутимо терял высоту. В салоне царил хаос. Во что бы то ни стало надо понять, что происходит, чтобы подготовиться к тому, что предстоит, подумал Идзуми. Остальные пассажиры, наверное, думали то же самое.

Ещё одна стюардесса побежала по проходу к кабине лётчиков. Угонщиков не было видно, пассажиры повскакивали со своих мест и кричали ей вслед:

— Что происходит?

— С пилотами всё в порядке?

— Почему нас так трясёт?

— Мы разобьёмся? Мы разобьёмся?

— Пожалуйста, оставайтесь на местах. — Это было единственное, что она могла ответить.

Как только стюардесса скрылась за занавеской, в салоне поднялся гвалт. Говорили все разом. Мужчинам, оставшимся после Барселоны без женщин, надо было что-то высказать, к кому-то обратиться — к соседям, к кому угодно, чтобы поделиться своим волнением. По интеркому кто-то что-то сказал на непонятном Идзуми языке. Видимо, один из угонщиков. Потом раздался женский голос — стюардесса звала свою коллегу. Послышались крики другой женщины.

Один из пассажиров, понимавший по-английски, вскочил с места и закричал:

— Они говорят, что не умеют управлять самолётом!

Салон тут же охватила паника. Люди вопили и стонали:

— Мы разобьёмся! Падаем! Нет, прекратите! Не может быть! Мы все погибнем! Кончайте дурака валять!

Мужчина средних лет, сидевший у окна рядом с Идзуми, вдруг сложил вместе ладони, и из его рта хлынул бессмысленный поток звуков:

— Кутитютипа, кутютипа, кутикутику титютипа, кутюкутютипакутикутикутикути.

То ли он говорил на неведомом языке, то ли просто нёс околесицу, доводящую его прямо-таки до религиозного экстаза. «Вот бог послал соседа! — мелькнуло в голове Идзуми. — Ни о чём не даст подумать перед самым концом!»

Одна из стюардесс кинулась в хвост салона с криком: «Мама! Мама!» Волосы её были растрёпаны. Безнадёжность ситуации стала ясна окончательно. Пассажиры впали в истерику. Самолёт резко дёрнулся влево, потом вправо, закачался, как маятник, задирая и опуская нос, потом заметался, как привязанный к резинке мячик.

Сидевший перед Идзуми пассажир вскочил со своего кресла и в ярости заорал:

— Ага, понял перед смертью! Мураками и Маэда! Подонки! Захотели всё к рукам прибрать, вот и послали меня во Францию!

— Горо! Вера! Кто будет о вас заботиться, если меня не станет? — захлёбывался рыданиями другой пассажир, держа перед собой фотокарточку. — Кто присмотрит за вами?

— Так это ж всего-навсего собаки! — заметил его сосед и получил в ответ:

— А мне плевать на людей! Плевать на вас! Хоть все сдохните!

— Но я ещё так много собирался сделать! Только деньги завелись, хотел француженок потрахать как следует! Как же так? Так горбатился на этой работе, и что ж теперь?!

— А я занимаюсь макетами. Ну знаете, в таких ящиках — сады, дома в миниатюре… Уже выбрал следующую работу… Уже двенадцать сделал, это тринадцатая… Ящик новый купил, всё приготовил. Как же теперь-то? Ведь всё своими руками! А-а-а-а!

— Кутитютипа, кутютипа, кутикутикутитютипа, кутюкутютипакутикутикутикутикути.

— Чёрт! Зачем только я послушал это вонючее управление пищевой гигиены?! Могли бы спокойно и дальше «спайси» продавать! И продажи были бы что надо! Нет, перешли на «медиум»! Надо было положить на это говёное управление! И во Францию не пришлось бы лететь!

В салоне стоял сплошной крик. Освещение померкло — лампы еле-еле тлели красно-бурым светом, вызывая ассоциацию с Преисподней. Мысль, что с привычкой жить придётся расстаться, заставила Идзуми непроизвольно вскочить с кресла и издать непонятный громкий вопль. До этого момента ему как-то удавалось безмолвно наблюдать за охватывавшим самолёт безумием, поэтому происшедшая с ним неожиданная трансформация произвела впечатление на продолжавшего нести околесицу соседа — он на миг умолк, подняв на Идзуми изумлённые глаза, но тут же возобновил свой речитатив и добавил громкости, полный решимости не дать конкуренту себя превзойти:

— Харамафундарамаханда, фундафундахандарамахандафунда, ханда, хандаракэфундаракэ, фунфунхандарафундарахондарама, фундарумафунарума.

— С Юмико я переспал всего три раза, но это было что-то непередаваемое. Розовые губки между ног — настоящая обитель блаженства. Маленькие лепестки розы. Они так и сочились влагой. Сколько страсти!.. Если бы я мог ещё разок зарыться лицом в её груди и…

Президент компании, много лет скрывавший свои чувства, повернулся к своему начальнику департамента, сидевшему рядом, и обнял его:

— Я тебя хочу! Хочу добраться до твоей задницы!