Преисподняя

— Я был генеральным директором пищевой компании, — сообщил о себе мужчина средних лет, который несколько минут назад на чём свет стоит костерил управление пищевой гигиены. — Мы делали супы быстрого приготовления уже много лет, а в последний год выпустили новую линейку. Суп пикантный. Заливаешь кипятком и пьёшь в обед вместо чая. Сначала сделали мягкий, с лёгким привкусом консоме. Совсем не острый. Перец, как вы знаете, может вырабатывать привыкание. Пошли вполне приличные продажи. Потом выпустили среднеострый. По названию — «средний», но на деле получился острый, даже очень. Он продавался ещё лучше «мягкого», и мы решили запустить ещё и настоящий острый — «спайси». От него действительно пожар во рту. Мы поставили его на поток полгода назад, и успех превзошёл ожидания. В точку попали. Люди на него подсели основательно — стали пить утром, днём и вечером. По всей Японии расходился. И вот какие-то сопляки начали жаловаться, что у них, видите ли, в горле першит от этого супа. Управление тут как тут: раз! — нам предупреждение. Ну, мы перестали его делать и перешли обратно на «средний». Но его уже никто не хотел покупать. Фирма оказалась на грани банкротства, и я поехал во Францию посмотреть, может, туда можно что-то продавать. И вот по пути домой такое дело! Повезло, а? — Он сделал паузу и хмыкнул. — Но теперь я покойник и плевать на всё хотел. Как я мог тратить жизнь на эту идиотскую жратву?!

— А у меня была архитектурная фирма, — сказал похожий на инженера парень. Это он распинался в самолёте о садах-городах, которые запихивал в ящики. — Мы проектировали жилые здания. У меня мечта, чтобы в ста городах по всей Японии построили дома по моим проектам. В двенадцати уже построили. Это моя гордость. Например, строится где-то здание по моему проекту. Я делаю макет всего квартала, а посредине — мой дом. Вся конструкция — в специальном ящике. У меня в офисе уже двенадцать таких стоит. Кто-то приходит — я открываю крышку и показываю. И вот как-то я открыл тринадцатый ящик — пустой, там ничего ещё нет — и… увидел синее море, а по нему волны катятся… галлюцинация, что ли, случилась — не знаю, но я так удивился… проверять не стал, побыстрее закрыл крышку. А ведь, похоже, это был знак, что мой самолёт упадёт в море.

Закончив рассказ, парень весело улыбнулся и махнул рукой.

— Теперь-то я понимаю, какая это всё ерунда. Я был как ребёнок, наивный и эгоистичный. Мне всегда хотелось выпендриться, отличиться за счёт других. Что же удивительного, что в конце концов я оказался в таком месте.

Пришла очередь Идзуми. Пока он рассказывал свою историю, попутчики дошли до безликого здания терминала. Внутри оказалось пусто. Ни демонов, встречающих у ворот в ад, ни даже иммиграционного контроля. Лишь несколько человек, видимо, сотрудники аэропорта, маячили в разных концах просторного вестибюля. Ни магазинов дьюти-фри, ни киосков, ни других пассажиров.

— Добро пожаловать в аэропорт Преисподней! Здесь вам не понадобится паспорт, — проговорил Идзуми. Его спутники громко рассмеялись и, пройдя через вестибюль, вышли наружу.

Идзуми оказался на широком проспекте в самом центре квартала, застроенного офисными зданиями. Его компаньоны куда-то исчезли. И пешеходы, и машины — всё вокруг выглядело точно так же, как в реальном мире. Совсем не похоже на ад. Он вызвал в памяти лица людей, умерших раньше него. Быть может, он встретит кого-то из них здесь, в этом мире, подумал Идзуми и не спеша зашагал по тротуару.

Маюми Сибата и Ёсио Торикаи хотели нажать кнопку лифта, чтобы закрыть двери, но не успели — репортёр с выпирающими вперёд зубами и фотограф вломились в кабину следом за ними.

— Убирайтесь отсюда! — рявкнул Торикаи, но репортёр только покачал головой и по-идиотски засмеялся.

— Мы же дебилы. И нам на твои слова наплевать. Действуй! — обратился он к дюжему фотографу. Тот оттолкнул Торикаи и защёлкал камерой перед самым носом Маюми.

— Нет! Нет! Прекратите! — закричала она.

— Отвали от неё! — гаркнул Торикаи, отпихивая фотографа в сторону.

Репортёр двинул Торикаи в бок, завязалась потасовка, и все четверо повалились на пол. Двери закрылись, и лифт поехал вверх — видимо, кто-то его вызвал. Тридцать четвёртый этаж… тридцать пятый… Схватка между тем продолжалась.

— Думаешь, раз корчишь из себя писателя, можешь так обращаться с прессой, журналистов дебилами обзывать? Погоди, декадент! Вот выйдет статья — ты у меня вспотеешь, когда все узнают, что ты за тип! Ещё пожалеешь!

— Скандалист гребаный! Черепаха кривозубая! Бандитская рожа! Вся литературная пресса встанет на мою защиту! Это я про тебя напишу! Узнаю, как тебя зовут, и тебя на пушечный выстрел больше к прессе не подпустят!

— Как только такая куколка с тобой связалась? Просто не представляю. Даже завидно. Вот вы у меня где, голубки! На плёночке! Семейному гнёздышку твоему конец, а когда всё это дерьмо вылезет наружу, вы с милочкой друг дружке в горло вцепитесь! Вот будет картина! Живая гравюра — писатель в роли героя-любовника!