Преисподняя «Астра-1»

— Макс, а этого, зачем прихватил? — Катя склонилась над распростертым телом бесчувственного профессора.

Германов, во время передвижения по коммуникациям, потерял сознание, поэтому последний отрезок пути, мне пришлось с большим трудом тащить его волоком за собой.

— Он может быть полезен. И к тому же, хорошо ко мне относился. Я думаю, не составит особого труда вытащить из него правду. Да и есть к нему пара вопросов, личного характера.

— В этом есть смысл. Уж он, наконец, сможет рассказать нам о случившемся?

— Отдохнем немного, а заодно, может быть и профессор в себя придет.

— Проклятье! Все наши вещи остались у дознавателя Скрягина, — вздохнула Катя, стряхивая грязь с потертого комбинезона. — Даже переодеться не во что!

— Ага, на меня посмотри! — криво усмехнулся я. — Красавец, да?

— Словно с золотых приисков сбежал. Сапоги не жмут? — хихикнула девушка, внимательно меня осмотрев. — А роба-то, часом не от Юдашкина, а?

— Эй! Я кое-что нашел! — вдруг послышался голос Андрея из соседнего помещения.

— Что там?

— Сами посмотрите!

Пройдя в соседнюю комнату, мы увидели висящий на верёвке человеческий скелет в остатках военной формы. Висельник, однозначно.

Через плечо, у мертвеца был переброшен офицерский кожаный планшет, а к поясу была пристегнута кобура. Зрелище было неприятное.

— Это ещё кто такой? — удивился Дмитрий. — И почему он тут качается?

— Боюсь, у него мы уже ничего не узнаем! — заметил Андрей. — Впрочем, как думаете, стоит проверить, может быть, у него остались признаки жизни? Ну, там пульс пощупать, давление проверить, а?

— Да нет, тут все очевидно! — Катя, хоть и неумело, но тоже попыталась разрядить атмосферу.

— А ну-ка, посмотрим, что у него в планшете? — Дмитрий с некоторым трудом расстегнул заклепку и высыпал содержимое на пол.

— Ничего особенного. Блокнот, карандаш. Карта ещё вот. Тетрадь. Горсть пистолетных патронов, спички, компас.

Катя обошла висельника и наткнулась на лежащий в углу желтый лист бумаги, исписанный чернилами. Подобрав его, она показала остальным.

— Смотрите! Это похоже на предсмертную записку!

— Да? И что там написано?

— Читаемо? Чернила не смазались?

— Вроде нет. Нормально.

— Тогда читай!

Если вы меня нашли, знайте! Лаптев, Зимин и Штрасс перешли все границы. Картавин погиб, но процесс уже запущен. Наверху все ещё ничего не знают. Штрасс все контролирует. Но у них ничего не получится. Все было ошибкой. Я спутал им планы. Лучше смерть, чем такое клеймо. Зимин никогда не получит мои разработки. Я останусь тут, им меня не достать.

Лена, люблю тебя!

Прощайте. Подполковник Шевченко.

25 июля 1986.

— О как! Кто-нибудь улавливает суть?

— Суть?

— Да! Эта записка почти ничего не объясняет! Ну, Лаптева и Зимина мы знаем. Шевченко, получается, перед нами. А Картавин ещё кто такой? О чем, таком важном, наверху не знают? И о каком запущенном процессе идет речь?

— Так много вопросов, но, ни одного ответа.

— Знаете, мне кажется, что эти товарищи, указанные в записке, затевали что-то ещё. Что-то крупное! Может, какой-то заговор или что-то в этом роде. И в этой записке сказано, кто за всем стоял. Штрасс?

— Штрасс! Наш профессор? Вот это поворот. Так значит, получается, он не жертва. Он организатор!

Андрей внимательно осмотрел скелет подполковника. Ни шевронов, ни погон, ни принадлежности к какому-либо роду войск. Да и форма странной, зеленоватой расцветки. Интересно, почему так? Да и в кобуре пистолет, а он решил повеситься! Зачем?

— Эй! Тут есть выход! Дверь такая же, какие были в том бункере, где нас держали. Но замок намеренно выведен из строя прямо отсюда. Похоже, наш скелет, по фамилии Шевченко, сам себя здесь запер.

— Очевидно, что его так никто и не нашел? Сколько же он тут висит?

— Мы нашли. А для остальных он, скорее всего, мертв. Если записка была написана тогда, когда случилась та дичь, что мы нашли в лаборатории, то неудивительно, что его не стали искать. Лет тридцать прошло, не меньше.

— А дверь открыть можно?

— Думаю, да. Тут болт выкручен и стопорное кольцо снято. Если поставить обратно, все заработает.

— Попробуй, но аккуратно. Не поднимай шума. Мало ли, вдруг там, за дверью охрана.

— Хорошо.

— Ребят, тут этот Германов… Он вроде очнулся. — Катя заглянула обратно в бойлерную. — Точно, очнулся.

Порядком растрепанный профессор сидел у котла, облокотившись о стену. Весь покрытый грязью, он сильно смахивал на бездомного, коих в Московском метрополитене пруд пруди. Весь его вид был жалким, да и его самочувствие, скорее всего, было соответствующим.

Подойдя к нему, я уселся перед ним, на край широкой трубы, ожидая его реакции.

— Вы? Максим, что… Где я? Что случилось?