Мы обменялись взглядами, полными отчаяния, и дали друг другу безмолвное
взаимное согласие, что нам всегда будет мало, что, возможно, в идеале мы были бы в этом
месте в трогательном одиночестве, но в нашей реальности мы никогда бы не смогли
находиться здесь порознь. Вот почему она разгромила мой мальчишник, но завтра уедет.
Вот почему я не смог держаться в стороне, зная, что она была в том же городе, что и я.
И вот она была подо мной, с отяжелевшими и горячими руками и ногами,
настойчиво двигала вверх бедрами мне навстречу, чтобы получить то, что ей было
необходимо. Она всегда будет принадлежать мне — дома, на работе, в постели — и эта
мысль стремительно понесла меня к оргазму.
Она была близка, но, к сожалению, я был ближе.
— Кончай, сладкая. Я… Я не могу…
Ее руки сжали мои бедра, голова уперлась назад, в подушку.
— Пожалуйста.
Мое тело напряглось, бедра неистово напирали, я был на волоске от оргазма.
— Твою мать, кончай, Миллс.
Я сказал это тоном, который использовал редко, потому что не хотел, чтобы он
когда-нибудь прекратил так воздействовать на нее. Кровь хлынула к ее груди, и она
выгнулась на кровати, толкая бедра высоко над туловищем, чтобы вобрать меня в себя еще
глубже. Открыв рот в резком вскрике, она растворилась подо мной в экстазе.
Мне никогда не надоест вид кончающей Хлои. Румянец ее кожи, почти
наркотическая темнота глаз при взгляде на меня, и то, как ее губы проговаривали мое
имя… Каждый гребаный раз это напоминало мне, что я был единственным мужчиной, который способен подарить ей такое наслаждение. Ее руки упали, отяжелевшие от
усталости, и она высунула язычок, чтобы увлажнить свои губы.
— Черт, - прошептала она, дрожа.
Меня накрыла волна облегчения, открыв шлюзы и обрушив мое тело вперед. Я
ослеп ко всему, кроме ощущения ее вокруг меня. Ее сладости, ее влажности… Моя спина
выгнулась назад, когда я кончил, испуская крик в тихой стерильной комнате.
80
тяжелый. Я хотел уткнуться лицом в плавный изгиб ее шеи и спать так по меньшей мере
три дня.
Она засмеялась, застонав под моим весом.
— Слезь с меня, Халк.
Я скатился с нее, практически врезавшись в матрас рядом с ней.
— Проклятье, Хло. Это было…
Она свернулась в клубок возле меня, промурлыкав:
— Очень-очень хорошо.
Потянувшись, чтобы нежно укусить меня за подбородок, она прошептала:
— Мне понадобится хотя бы десять минут, прежде чем мы снова начнем.
Я засмеялся, а затем этот смех превратился в хриплый кашель, когда эта мысль
окончательно меня добила.
— Господи, женщина. Мне может понадобиться немного больше. Черт, просто
обними меня ненадолго.
Легонько чмокнув меня в шею, она прошептала:
— Не могу дождаться, когда ты станешь мистером Беннетом Миллс.
Я широко раскрыл глаза.
— Что?
Она засмеялась низким и сиплым смехом у моей кожи.
— Ты слышал.
81
Благодарим нашего агента, Холли Рут, наших сообщников ( мужей и деток), наших
замечательных читателей, друзей и семьи, которые мирились с нашими стеклянными
взглядами, когда мы мысленно придумывали сюжет новой главы за обедом.
Спасибо каждому чудесному работнику издательства «Гэллери». Спасибо, Джен и
Лорен.
И огромное спасибо нашему редактору, Адаму Уилсону, который ценит, когда
женских трусиков много.
Сразу за «Прекрасной Бомбой» следует история Уилла.
Найдет ли, наконец, этот хронический Казанова свою половинку в одной
оторванной от жизни бомбе?
Мы предлагаем взглянуть украдкой во вступительную главу книги «Прекрасный
Игрок».
82
Ханна
Мы находились в самом отвратительном месте во всем Манхэттене. И дело было не
в том, что мой мозг был по-особенному запрограммирован и не воспринимал искусство: все эти картины объективно были омерзительны. Волосатая нога, растущая из цветочного
стебля. Рот с вываливающимися спагетти. Стоящие рядом старший брат и отец задумчиво
хмыкали, кивая так, словно понимали то, что видели. Я была единственной, кто постоянно
подгонял всех вперед. Гости вечеринки, казалось, согласно безмолвному соглашению, должны были сделать круг, полюбоваться искусством и только после этого со спокойной
душой угоститься закусками, которые разносились на подносах по всему залу.
Но в самом конце, над массивным камином между двумя безвкусными
канделябрами была картина двойной спирали — структура молекулы ДНК — и во весь
холст была напечатана цитата Тима Бертона: «Мы все знаем, что межвидовые браки — это
неестественно».
Заинтригованная, я засмеялась, повернувшись к Дженсену и папе:
— Ладно. Эта хороша.
Дженсен вздохнул:
— Тебе это должно было понравиться.