— Проработайте-ка эту дату рождения. — Кеплер подал ему грифельную дощечку. — Господин желает узнать, долго ли ему дано пребывать в сем лучшем из миров, и более ничего, точка. Если, молодой человек, вы переживете дату своей кончины, которую вычислит мой коллега Сени, — он, видите ли, так же как и я, серьезный ученый, а не шарлатан, — я верну вам деньги, уплаченные мне вами. А пока что мне причитаете двадцать золотых задатка.
— Как же так? — удивился Петр. — Господин Кеплер, я пришел к вам, а не к какому-то Сени!
Кеплер глубоко вздохнул и на мгновение прикрыл свои блестящие глаза коричневыми морщинистыми веками, после чего усталым голосом проговорил:
— Уважаемый господин, поручая первоклассному портному сшить вам костюм, вы же не настаиваете, чтобы он собственноручно изготовил его целиком, то есть, к примеру, чтобы он сам обметал петли для пуговиц, и не станете возражать против того, чтобы второстепенные работы доверены были его подмастерьям. Так вот, в моем ремесле, которым я занимаюсь исключительно ради заработка, дело обстоит точно так же. Составление гороскопа, даже такого, какой вы мне заказали, — то есть, по вашему несколько комическому выражению, «гороскопа вообще», — не обойдешься без механических, однако долгих и утомительных вычислений. Я человек скромный и полностью отдаю себе отчет в том, что ученый и исследователь, служащий ко славе рода человеческого, неизмеримо ниже того, кто имеет право украсить свое имя идиотским гербом и ничего не говорящим предикатом. И все же не требуйте, чтобы я — если мне позволено держаться приведенной аналогии — не только кроил и примерял свое портновское изделие, но еще и пришивал пуговицы и обметывал петли.
«Теперь или никогда!» — подумал Петр и, резко встав и опрокинув локтем стул, закричал во все горло:
— Когда я иду к кузнецу, то требую, чтобы меня обслужил кузнец, а не его подручный! Кто он такой, этот ваш Сени?! Вот эта тень, из глаз которой так и прет глупость и бездарность? А может, это тот самый бездельник, которого прогнал архинегодяй Вальдштейн?! За свои честные денежки я требую честной службы, добротного товара, я не вчера родился и не позволю водить себя за нос!
Выхватив шпагу, он начал плашмя колотить ею по стулу.
Кеплер, в ужасе и смятении, молитвенно сложил ладони.
— Смилуйтесь! — простонал он. — Я все для вас сделаю, все вам открою, только, Бога ради, умоляю, утихомирьтесь! Подумайте о моем жильце! Да он умрет от этого!
— Плевал я на вашего жильца! — орал Петр. — Вы меня разозлили, а я, как разозлюсь, не знаю ни брата, ни свата! Да я в дрова превращу весь ваш гнилой домишко, все разрублю, растопчу, разобью!
И он принялся опрокидывать стулья, пинать их сапогами и все кричал, не слушая жалобных протестов и просьб астронома, пришедшего в полное отчаяние. Сени бросился к выходной двери, видимо, звать на помощь, но Петр преградил ему дорогу, размахивая обнаженной шпагой так, что свист стоял, словно в воздухе куролесили бесы.
— Ни шагу, дед, не то изрешечу! — загремел Петр и, выхватив пистолет, дважды выпалил в балки потолка.
Грохот выстрелов еще не отзвучал, когда на верхней ступени лестницы появился высокий человек поразительно пещерного облика — маленькая голова с низким, откинутым назад лбом, несоразмерно широкие плечи и столь же несоразмерно длинные руки, опущенные вдоль мощного мускулистого туловища.
— Уходите, бегите! — просипел, словно при последнем издыхании, астроном. — Этот человек свиреп и силен как слон, и если в моем доме случится убийство — конец всему!
Пещерный человек, отведя руки назад, поигрывал мечом, висевшим у него с левого бока на грубой ременной перевязи; он медленно стал спускаться с лестницы. Одет он был щегольски — кафтан с прорезями на рукавах, через которые сквозила цветная ткань, сборчатые штаны, завязанные лентами под коленями — если б не бочкообразность его икр, штаны эти были бы весьма элегантны. Ступни его облекали украшенные искусственными цветами мягкие туфли, на которые, для выхода на улицу, натягивали башмаки с деревянной подошвой. Роскошны были и усы этого человека, закрученные кверху точной спиралью и дополненные мушкой в виде треугольничка.
— Эй, парень, — заговорил пещерный человек на диалекте, который Петр понимал с трудом. — Спрячь-ка свою бухалку да убирайся, пока я не рассердился. У нас с такими задирами и крикунами разговор короткий — за шиворот, да под зад коленкой.
Петр засмеялся, сунул пистолеты за пояс.
— Не бойся, розанчик, я тебя не трону. С такими оглоедами мы шпаги не употребляем, мы их палкой по заду!
И шагнув к камину, Петр схватил половую щетку, скромно стоявшую в уголке, с намерением отломить у нее ручку. В ту же секунду пещерный человек, нисколько не меняя выражения тупого равнодушия на лице, оперся левой рукой на перила и с неожиданной ловкостью перепрыгнул через них, очутившись вплотную за спиной Петра; и прежде, чем тот опомнился, руки гориллы, скользнув у него под мышками, сомкнулись на его затылке.