Прекрасная дикарка

К концу недели мистер Крокер тоже исчез. Пропала и мисс Дэвис. Заменить их пока было некем, и мистеру Хокинсу, новому директору, пришлось поднять эту тему на собрании. Тщательно выбирая слова, он обратился к школьникам:

– Мальчики и девочки! Вы, должно быть, заметили, что некоторые учителя нас покинули. Разумеется, это вполне нормально, что преподавательский состав иногда меняется. Это, так сказать, естественная текучка. Но все же из-за нее возникают временные неудобства. Пожалуй, было бы неплохо, если бы эта текучка хотя бы ненадолго прекратилась и мы бы смогли вернуться к привычной системе работы.

Все прекрасно поняли, что это не просто рассуждение, а просьба, обращенная к носителям значков (разумеется, попросить их прямо мистер Хокинс не мог). Малкольму стало интересно, что из этого выйдет. Он внимательно смотрел и слушал – и через несколько дней заметил, что члены Лиги разделились на две партии. Одну группу составляли фанатики, желавшие продолжать наступление и донести на самого мистера Хокинса за то, что он посмел выступить с подобной речью. Другую – более умеренные, призывавшие повременить с новыми доносами и заняться закреплением успехов, почаще напоминая учителям, кто тут главный, и вынося открытые предупреждения, чтобы не дать им расслабиться.

В конце концов, вторая партия взяла верх. Учителя перестали пропадать, но некоторым приходилось брать слово на школьном собрании и приносить извинения за тот или иной проступок:

– К моему великому сожалению, я забыл начать урок с молитвы…

– Я хотел бы извиниться перед всей школой за то, что высказывал сомнения по поводу истории святого Александра…

– Я признаю, что совершил ошибку, когда упрекнул трех членов Лиги за плохое поведение на уроке. Теперь я понимаю, что это было вовсе не плохое поведение, а совершенно оправданная дискуссия по важным вопросам. Простите меня, пожалуйста.

Малкольм рассказал родителям об этих невероятных происшествиях. Родители рассердились, но не настолько, чтобы прийти в школу и пожаловаться, как мамы и папы некоторых других учеников. Или, может, они просто были слишком заняты. В один из вечеров на той неделе о Лиге святого Александра заговорили в баре, и отец велел Малкольму пойти и рассказать людям, что творится у них в школе. Судя по всему, то же самое происходило и в других.

– Кто за всем этим стоит – вот что мне хотелось бы знать, – сказал посетитель, у которого дети ходили в начальную школу в Западном Оксфорде.

– Ты не слышал, кто за этим стоит, а, Малкольм? – спросил мясник, мистер Партридж.

– Нет, – сказал Малкольм. – Те, у кого есть значки, просто доносят на кого хотят, и люди пропадают. Уже не только учителей забрали, но и нескольких родителей.

– Но кому они шлют свои доносы?

– Я спрашивал, но они говорят, что не скажут, пока я сам не стану носить значок.

На самом деле он уже не раз задумывался, не вступить ли все-таки в Лигу, чтобы выяснить о ней побольше и рассказать доктору Релф. Останавливало лишь то, что владельцы значков слишком часто ходили на церковные собрания, которые, опять-таки, были секретными, и узнать, о чем там говорят, не было никакой возможности. Слишком уж много времени на это пришлось бы тратить – а лишнего времени у Малкольма не было.

Впрочем, был еще один способ кое-что выяснить. Эрик, поначалу сомневавшийся, стоит ли вступать в Лигу, в конце концов решился и теперь гордо носил значок. Но, само собой, он остался прежним Эриком, и Малкольм быстро убедился: если задавать правильные вопросы, Эрик выболтает все секреты – просто потому, что делиться секретами вдвое приятнее, чем хранить их. Так что вскоре Эрик рассказал другу почти все, что знал сам.

– А вот если бы, например, ты захотел разоблачить мистера Джонсона, – начал Малкольм, специально назвав самого набожного и потому самого маловероятного кандидата, – кому бы ты об этом сказал?

– А-а, ну смотри. Есть процедура. Нельзя просто пойти и наговорить на кого-то, кто тебе не нравится. Это нехорошо. Но если у тебя есть веские причины и точные факты, указывающие на неподобающее или греховное поведение, – пробубнил Эрик на одном дыхании, так что сразу стало понятно, что эту формулировку он затвердил наизусть, – то надо написать имя на бумажке и отправить ее Епископу.

– Какому епископу? Оксфордскому?

– Не. Просто Епископу, так его называют. Может, лондонскому, а может, еще какому. В общем, просто пишешь имя и отсылаешь ему письмо.

– Но это же кто угодно может сделать! Например, я могу сообщить о миссис Блэнчард, за то что она оставила меня после уроков.

– Ну, нет! В этом же нет ничего неподобающего. Ну, или там греховного. А вот если бы она начала учить тебя атеизму, это было бы греховно. И тогда да. Тогда ты бы спокойно мог о ней сообщить.

В этот раз Малкольм не стал больше давить на него. Это вроде рыбалки: как сказал бы сам Эрик, «нужно подгадать момент».

– Помнишь мисс Кармайкл? – спросил он на следующий день. – Я, кажется, видел ее еще до того, как она пришла в школу. Она приходила в монастырь и о чем-то говорила с монахинями.