Прекрасная дикарка

Ханна почувствовала, как руки сами тянутся к этому новому инструменту, словно к лицу возлюбленного. Оксфордский алетиометр был красивым, богато изукрашенным, и внушал ей огромное уважение и даже благоговейный страх. По сравнению с ним болонский казался кустарным, но каким-то необъяснимым образом подходил ей куда лучше. Он откликнулся с такой готовностью, словно все эти столетия к нему прикасалась только она, Ханна Релф. Словно это под ее руками стерлось золото корпуса и изгладилась насечка с винтов, управляющих стрелками. И как только она это ощутила, больше всего на свете ей захотелось остаться с ним наедине и никогда больше не расставаться.

Ее охватила та расслабленная сосредоточенность, в которой за каждым из тридцати шести символов открывались первые десять-двенадцать уровней толкования, и поставила первую стрелку на изображение ребенка, обозначавшее, среди прочего, самого человека, задающего вопрос. Вторую навела на улей как символ плодотворной работы. Третью – на яблоко, держа в уме тот уровень, на котором оно олицетворяло самый общий вопрос любого рода. Подобрать более точные символы без книг она не могла, но должно было хватить и этого: принять ей предложение «Оукли-стрит» или нет?

Игла тотчас завертелась, и Ханна успела насчитать шесть оборотов, прежде чем та окончательно замерла напротив изображения марионетки. Шестой уровень в спектре марионетки при таком простом вопросе означал всего-навсего «да». Принять.

Ханна подняла голову, сделала глубокий вдох и заморгала, выходя из транса. Остальные молча смотрели на нее.

– Хорошо. Я согласна, – сказала она.

От нее не укрылись облегчение и радость, отразившиеся на лицах всех присутствующих. Даже Пападимитриу заулыбался, как мальчишка при виде долгожданного подарка. Вот только Ханна не стала говорить им, как охотно откликнулся инструмент на ее руки и что оксфордский алетиометр никогда не вел себя так послушно.

Впрочем, подумав об этом, она тут же увидела новую проблему.

– Но есть одно «но».

– Какое? – спросил Пападимитриу.

– С бодлианским алетиометром я могла нормально работать только потому, что в библиотеке есть все необходимые книги с толкованиями глубоких уровней. В памяти я могу удержать от силы дюжину уровней для каждого символа, не больше. Если я покину исследовательскую группу, то больше не смогу пользоваться книгами: библиотекари заподозрят, что у меня есть доступ к другому алетиометру. А без книг от меня будет мало проку.

Все взоры устремились на Пападимитриу. Откуда-то потянуло ароматом кофе.

– На первый взгляд, это и впрямь большая проблема, – согласился Пападимитриу. – Но раздобыть нужные книги не составит особого труда, это вам не алетиометр. Я сам займусь этим и постараюсь собрать все, что вам может понадобиться.

– Если пройдет слух, что вы скупаете такие книги, найдутся люди, которые сумеют сложить два и два, – возразила Ясмин. – Там недавно пропал алетиометр, а тут оксфордский профессор начинает охоту за книгами, которые…

– Это будет не тут, – перебил Пападимитриу. – Это будет и тут, и там, и сям. Насчет этого не волнуйтесь.

– Можно пустить в ход зеленую бумагу, – добавил лорд Наджент, принимая из рук миссис Аль-Каиси чашку кофе.

– Зеленую бумагу? – переспросила Ханна.

– Ложные слухи. Когда «Оукли-стрит» только начинала свою деятельность, ложные планы записывали на зеленой бумаге, чтобы не путать с настоящими. Традиция исчезла, но выражение осталось. Одним словом, можно распустить слух, что мы уже нашли пропавший инструмент и он у нас. Или что нам удалось сделать новый алетиометр, или даже несколько. Зеленая бумага – очень полезная штука.

– Все понятно, – кивнула Ханна. – Но разрешите, я снова вернусь к прозе жизни?

– Будьте так любезны.

– Мне понадобится какой-то источник дохода. Конечно, я могла бы вернуться к преподаванию, но тогда у меня останется не так уж много времени на работу для «Оукли-стрит».

– С этим я разберусь, – пообещал лорд Наджент. – Например, вы получите наследство от дяди, с которым были едва знакомы. Или что-нибудь в этом роде. Мы, конечно, не богачи, но с голоду умереть вам не дадим.

– Очень на это надеюсь, – отозвалась Ханна.

Только сейчас она заметила, что пальцы ее до сих пор поглаживают корпус алетиометра. Сделав над собой усилие, она убрала руки от инструмента и взяла чашку с кофе.

– И еще кое-что насчет прозы жизни, – подала голос Ясмин Аль-Каиси. – У вас дома есть сейф?

– Нет, – ответила Ханна и рассмеялась. – У меня нет ничего ценного.

– Теперь есть. Через два-три дня к вам приедут и установят какое-нибудь новое оборудование… Ну, например, котел центрального отопления. Разумеется, это будет не котел, а сейф. И как только его привезут, пожалуйста, храните алетиометр в этом сейфе.

– Я поняла, – кивнула Ханна, а про себя подумала: «Надо будет сказать, чтобы поставили его на втором этаже – на случай наводнения». И эта мысль тут же потянула за собой следующую. – Скажите, лорд Наджент, а есть среди агентов «Оукли-стрит» кто-нибудь по имени Фардер Корам?

– Нет, – ответил он.