Прекрасная Габриэль

Вдруг пламя сверкнуло на смолистой ветви и обдало красноватым отблеском бледное лицо Анриэтты, которая смотрела из-под своего лиственного убежища, и Эсперансу таким образом явилась страшная маска, искривленная ревностью и ненавистью. Он чуть было не вскрикнул; Элеонора сильно сжала ему руку, заставила его повернуться и продолжать прогулку в противоположную сторону с наружным спокойствием беззаботно прогуливающегося человека.

— Анриэтта?.. — прошептал молодой человек. — Вас послала Анриэтта.

Элеонора не отвечала.

— Анриэтта хочет знать имя любимой мной женщины… Стало быть, она подозревает?

— А разве она имеет причины подозревать? — спросила Элеонора.

— Нисколько, — сказал Эсперанс с волнением, которое легко понять.

— Однако вы взволнованы. Что я должна ей отвечать?

— Что вы хотите, Элеонора.

— Я должна ей ответить что-нибудь, Сперанца, и что-нибудь правдоподобное, потому что она не легковерна и ее нелегко обмануть.

— Отвечайте ей… отвечайте ей, — вдруг весело сказал молодой человек, — что я влюблен в вас.

Молния сверкнула из глаз итальянки.

— Вы этого хотите? — сказала она страстно.

Он взглянул на нее. Этот порыв испугал его.

— А вы скоро охладели, синьор.

— Нет… это вы все воспламеняете вашей непреодолимой веселостью.

— Вы называете это веселостью?

— Но…

— Послушайте, Сперанца, будем говорить откровенно. Вид этого лица, который я показал вам на стене, возбудил в вас очень большой испуг.

— Не стану отпираться. Испуг, однако, очень сильное выражение.

— Итак, синьора Анриэтта попала метко. Вы опасаетесь, чтобы она не узнала предмет вашей любви.

— У меня нет любви! — с живостью вскричал Эсперанс.

— Необходимо это доказать этой женщине, Сперанца, потому что я знаю толк в физиономиях, а та, которую мы видели сейчас, очень угрожала вашему спокойствию. Как вы поручите мне доказать Анриэтте, что она ошиблась? Вы колеблетесь. Хотите я вам помогу, — прибавила итальянка с улыбкой, выражение которой ничем нельзя передать, — кажется, мне пришла в голову мысль. Эту услугу я намеревалась оказать вам, как только вас узнала.

— Я согласен.

— Есть только одно средство. Полюбите действительно кого-нибудь, и я скажу синьоре имя этой особы и докажу ей… что я не лгу. Неужели вам так трудно, Сперанца, сказать чье-нибудь имя? Здесь много женщин. Я сейчас смотрела на них, многие очень хороши. Если бы вы захотели выбрать… — Она говорила, задыхаясь.

— Может быть, — продолжала она голосом едва внятным от волнения, — может быть, вам не нужно искать очень далеко, потому что вы должны знать, что Господь создал вас таким образом, что вместо того чтобы дышать, как другие люди, простым дыханием, вы дышите огнем любви; вы обладаете чарами, как говорят у нас. Кто вас видит, разгорячается; кто до вас дотрагивается — горит.

Говоря эти слова, она дрожала и вся ее душа перешла в ее взгляд и в ее голос.

«Опасность велика, — подумал Эсперанс, — для меня и для Габриэль. Вот две женщины сговорились против меня; одна моя смертельная неприятельница, другая меня любит. С этой я разрушу все влияние той; если захочу, я упрочу мою тайну… что я говорю? Я погублю Анриэтту. Что нужно, для того чтобы сделать из Элеоноры непобедимую союзницу? Пожатия руки, поцелуя, обещания; из тысячи мужчин ни один не колебался бы и каждый бы думал, что действует как благородный человек».

Он провел ледяной рукой по лбу.

— Ну что же? — сказала Элеонора, — отвечайте мне одно слово как искреннему другу.

«Неужели я поступлю как подлец?» — подумал Эсперанс.