Прекрасная Габриэль

Бриссак выехал от госпожи д’Антраг в половине восьмого. Погода в этот вечер была туманная и обещала темную ночь. Граф, в сопровождении своего камердинера, поехал в Париж шажком, наблюдая за окрестностями с зоркостью человека, привыкшего к войне. Потом, не обнаруживая на дороге никакого шпиона, он круто повернул налево, проехал через лесок, скрывший новое направление его езды, и выехал на равнину так, чтобы Аржантей и Сена оставались по левую руку.

Камердинер его, на верность которого он полагался, был молодой, сильный солдат, который служил ему шпионом около года и оказал ему большие услуги по милости сношений, которые он успел приобрести в королевском лагере.

— Ты говорил, Арно, — спросил Бриссак этого человека, — что нам надо проехать реку повыше Аржантея?

— Точно так, и доехать до Шату. Тут или в окрестностях каждый день проезжает особа, которую вы ищете.

— Почему ты говоришь, в окрестностях? Разве дорога, по которой она ездит, не так известна, как ты уверял?

— Это зависит, откуда едет эта особа. Если из Манта, то проедет через Марли, но все к одному месту.

— То есть к дому мадемуазель д’Эстре на берегу реки, близ Буживаля?

— К деревне де ла Шоссе, точно так.

— Но если он приедет сегодня вечером из Марли, мои караульные его не увидят, потому что я расставил их от Аржантея до Безона.

— Сегодня эта особа едет из Монморанси по одной дороге с нами и вами, караульные непременно встретят ее там.

Бриссак задумался.

— Я не думаю, чтобы он стал защищаться, — наконец сказал он, — а ты?

— Не станет. Он один.

— Ты это знаешь наверняка?

— Ведь вы сами знаете, он вчера был в Понтуазе с графом Овернским и Фуке. Он поехал в Медан к гварейцам, вам дали об этом знать. Овернский у Антрагов, вы там его видели, стало быть, он один на весь вечер.

— Переодет?

— Как всегда. В эти два месяца, в которые я наблюдаю за ним по вашим приказаниям, он шесть раз ездил к Габриэль д’Эстре, и всегда переодетый. А то ведь отец узнал бы его и не пустил.

Бриссак снова погрузился в размышления. От Эпинея лошади ехали скорее, и скоро показались дома Аржантейской деревни. Там солдат показал своему начальнику брод, чтобы не переправляться на пароме, и оба всадника поехали по пустому берегу, начиная примечать каждую тень, каждый шум. Бриссак выразил удивление или, лучше сказать, свой восторг. Ничего не было видно. Должно быть, засада была чудесно устроена.

— Я сам попался бы, — сказал он. — Какое уединение! Какая тишина! А между тем мы на том самом месте, где я велел караульным стать в засаде.

В самом деле, не было видно ни лошадей, ни людей, не слышалось никакого шума, кроме журчания воды, очень мелко стоящей в это время года и катящейся по каменьям и песку. Место было пусто, почти дико. С одной стороны река, с другой утесы стелили берег, увенчанный тростником и небольшим лесом, перерезываемым оврагами и рытвинами.

«Как это странно! — думал Бриссак. — Дело должно бы уже быть кончено, мои люди должны бы уже возвращаться».

Арно ехал за своим начальником, не пускаясь в рассуждения, внимание его было занято другим. Бриссак же только слушал и глядел вперед. Вдруг он закричал:

— Вот один!

В самом деле, на повороте тропинки появился человек в простой и темной одежде. У него была осанка военного, которая оправдывала восклицание Бриссака. Притом этот человек прямо подъехал к губернатору, который со своей стороны поспешил подъехать к нему. Он с нетерпением желал узнать известия.

— Здравствуйте, граф, — сказал незнакомец веселым голосом, — вы не узнаете меня?

— Месье де Крильон! — вскричал Бриссак, остолбенев при виде человека, которого он не ожидал найти в такой час и в таком месте.

— Ваш покорнейший слуга, — отвечал кавалер.

— По какой странной случайности встретил я вас, месье де Крильон?

— Надо же, граф, повиноваться королю.

— Вас послал король… Король наваррский?

— Король французский и наваррский, — спокойно сказал Крильон.

— Но… зачем послали вас? — спросил Бриссак, беспокойство которого начинало принимать размеры страха.

Действительно, встретить Крильона в таком месте, где могла предстоять битва, было большое несчастье.

— Чтоб вас задержать, граф, — сказал Крильон с невозмутимым спокойствием.

Бриссак был храбр, но он побледнел. Он знал, что Крильон не любил шутить на больших дорогах.

— Что вы скажете? — продолжал кавалер. — Разве вы желаете сопротивляться?

— Ну да, — сказал Бриссак, — возможно ли, чтобы вооруженный дворянин позволил взять себя одному неприятелю, не будучи обесславлен?

— О! — сказал Крильон. — Вы так мало вооружены, что не стоит об этом и говорить.

— У меня есть шпага.

— Ба! Вам известно, что теперь уж никто не дерется на шпагах со мною.

— Это правда, но у меня есть оружие слабых, оружие грубое, и мне бы очень не хотелось этим низким оружием убить храброго Крильона, но я убью его, если он не пропустит меня.

И он достал из чушек свои пистолеты.

— Я вам говорю, не двигайтесь с места, — сказал Крильон. — Оставьте ваши пистолеты, они не заряжены.

— Не заряжены? — вскричал Бриссак с гневом. — Уверены ли вы в этом настолько, чтобы ждать выстрела в упор?