Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.

Как правило, это производило сильное впечатление на покупательниц; на покупателей тоже, однако приходится с сожалением признать, что тут, за редким исключением, дело было отнюдь не в философии. Мадам Груашан заметила, что присутствие Гортензии вызывает необычный приток покупателей, но в своей невинности приписывала этот успех удачной идее мужа, а также естественному уважению, которое жители квартала испытывали к философии. Покупателей прибавилось, более того: некоторые отцы семейств вопреки своим привычкам стали самолично приходить за хлебом, частично избавляя своих супруг от хлопот по хозяйству. Вдобавок, что весьма любопытно, при Гортензии стали быстрее расходиться определенные сорта хлеба и пирожных, особенно те, которые надо было доставать с нижних полок, для чего ей приходилось опускаться на колени или же нагибаться, либо стоя лицом к клиенту, подходившему поближе, чтобы указать нужный сорт, либо повернувшись к нему спиной и являя собой не менее соблазнительное зрелище, чем сами пирожные.

Лишь в одном Гортензия не оправдала надежд Груашана: в способностях к арифметике. Вопреки наивным ожиданиям своих нанимателей она умела считать не лучше, чем мадам Груашан. Она просто была смелее. Не отличая одну монету от другой, не в состоянии отнять два шестьдесят от пяти или один девяносто пять от десяти, она вскоре смирилась с этим и стала полагаться на случай. Впрочем, это не имело сколько-нибудь серьезных финансовых последствий, так как покупательницы, и богомолки, и все прочие, сами исправляли ошибки, а покупатели были слишком взволнованы соседством грудей и других частей тела Гортензии, чтобы обращать внимание на сдачу, вследствие чего (и при содействии закона больших чисел) баланс более или менее сходился. Мадам Груашан была на седьмом небе.

Итак, в то утро, как и всегда по утрам, она ласково кивнула Гортензии и сообщила очереди (состоявшей из одних мужчин):

— А вот и она! Знаете, она учится на философском факультете!

Но, спросите вы, каким ветром Гортензию, студентку философского факультета, занесло в булочную Груашана? Быть может, испытывая недостаток в средствах, брошенная родными на произвол судьбы, решив всецело посвятить себя науке, она тратила на книги все средства, которые не скупясь, но по своим скромным возможностям предоставлял ей Груашан (прибавляя к ним вчерашние эклеры и корзиночки), а сама питалась исключительно хлебом и водой из фонтанов, портила глаза и губила молодость, постигая Платона или Шопенгауэра по дорогостоящим научным изданиям, купленным на последние гроши? И раз было сказано, что Гортензия — героиня нашего романа, не следует ли из этого, что роман на самом деле посвящен Судьбе Бедной Студентки в Современном Мире? Но почему тогда сверхлегкое платье, которое было на Гортензии в это ясное, теплое сентябрьское утро, было названо «дорогим», то есть стоящим много денег, а стало быть, недоступным для продавщицы булочной? И почему ее квартира названа «большой»? Чтобы читатель не пошел по ложному пути, нам придется сразу раскрыть эту тайну.

Родители Гортензии отнюдь не испытывали финансовых затруднений. Они принадлежали к верхушке чрезвычайно узкой и замкнутой касты Крупных Колбасников, и расходы на образование единственной дочери не требовали от них жертв. К тому же они были вовсе не против таких расходов; они обожали свою дочь и восхищались напряженной и возвышенной работой ее ума не меньше, чем мадам Груашан. Но дело вот в чем: Гортензию глубоко возмущали их бесконечные подарки, она находила их щедрость бестактной, их настойчивость — неуместной. Наконец, новое происшествие переполнило чашу ее терпения: в начале лета, лицемерно ссылаясь на неожиданную удачу в делах, отец издевательски подарил ей квартиру, ту самую, где она сейчас жила. Не то чтобы квартира была темной, неудобной или в плохом районе: она сама ее выбрала. Но были задеты ее принципы, а этого она стерпеть не могла. И тогда она решила зарабатывать на жизнь; она повесила в своем квартале объявление: «Студентка философского факультета согласна на любую работу», и в тот же день ее взяли к Груашанам. Ей платили раз в неделю, и вечером своего первого рабочего дня она в счет будущей получки купила платье, то самое, которое было на ней в это утро, в первый день действия романа.