Прекрасная колдунья

Перешагнув через него, Рональд быстро двинулся вдоль каменной стены коридора. Еще несколько человек, которых они встретили здесь, одолеть было легко, и вскоре Рональд был уже у входа, и глазам воинов предстала фантастическая картина. Двери распахнулись.

Зал был ярко освещен, как для большого праздника, но не было слышно ни музыки, ни шума разговоров. По обе стороны зала стояли столы, за которыми в разнообразных позах сидели гости — рыцари и нарядно одетые женщины. Все они спали беспробудным сном. Опрокинутые бутыли и кубки были молчаливыми свидетелями силы снотворного снадобья. Капли его кое-где еще падали со стола на застеленный камышовыми циновками пол. Один из канделябров опрокинулся, и под ним уже занимался огонь. Брайен бросился вперед, чтобы затоптать разгоравшееся пламя.

Рональд снял шлем и зажал его под мышкой. Он двинулся вдоль столов и скамей, едва взглянув на лежащих вповалку гостей: все внимание было приковано к дальнему столу на возвышении.

Там тоже спали пирующие. Губы Рона растянулись в напряженной улыбке, когда он узнал своего кузена, храпевшего в кресле с высокой спинкой во главе стола. Рядом с ним сидела белокурая женщина, очень юная на вид, которая глазами, полными ужаса, оцепенело уставилась на вошедших воинов.

В другой раз Рон поинтересовался бы, почему на девушку не подействовало снадобье Джины, но сейчас ему было не до нее. Он остановился перед распростертым в своем кресле кузеном.

Как жаль, что Гэвин спит! Рон предпочел бы, чтобы тот полностью осознавал, что здесь происходит. Но даже сильный толчок не смог разбудить Гэвина: он что-то глухо пробормотал и еще крепче уснул в своем кресле. Указав на него концом меча, Рон строго взглянул на девушку.

— Он мой пленник, крошка, и ты, кстати, тоже. Ты все поняла?

С широко раскрытыми глазами та молча кивнула, как-то нервно сглотнув. А Рон, повернувшись к Брайену, спросил:

— Сэр Роберт и остальные уже прошли в ворота?

— Да, милорд. Ворота открыты, и наши люди сейчас занимают замок. Сопротивления почти никакого. — Он ухмыльнулся. — Это оказалось легче, чем подоить корову!

Рон удовлетворенно кивнул. Что ж, приходится признать, что план Бьяджо сработал. Пожалуй, этому итальянскому паяцу действительно можно доверять.

— Ты видел Бьяджо? — спросил он.

— Нет, милорд, но сэр Петер видел, как он направлялся в сторону кладовых, когда мы шли в зал.

Эти слова удивили и встревожили Рона: он ведь запретил Бьяджо разыскивать Джину!

— В сторону кладовых?!

— Да, милорд… Что-нибудь не так?

— Присмотри за пленниками! Закуй Гэвина в цепи! — Отдавая на ходу эти приказания, Рон быстро зашагал к дверям зала.

Если Бьяджо всполошит часовых, которые стерегут подземную темницу под кладовыми, он подвергнет Джину страшной опасности. Этого нельзя было допустить.

Уже две недели находилась Джина в этой сырой темнице — две недели голода, холода, непроглядной тьмы и страха. Но зато у нее было очень много времени для раздумий…

Джина беспокойно заворочалась, прислонившись лбом к сырой и холодной каменной стене. Если бы не ее товарищ по несчастью Оуэн, было бы еще хуже. Но Оуэн оказался приятным человеком, и его присутствие очень облегчало ей жизнь.

Странно, но каким-то образом он догадался о необычном даре Джины и пытался расспрашивать ее — то прямо, то обиняками. Девушке это совсем не понравилось, и она решительно отказалась обсуждать с ним свои сверхъестественные способности. Тогда он перестал, но продолжал размышлять об этом, и его мысленные послания все же доходили до нее, и ей было трудно притворяться, что она их не слышит.

Сейчас он спал, и его ровное хрипловатое дыхание слышалось в густой темноте. Света, временами проникавшего сквозь щель, бывало достаточно только для того, чтобы увидеть собственную руку. И хотя тут же становилось ясно, какой грязной она стала в этой темнице, Джина все равно была рада этим проблескам. Она ненавидела темноту! Ненавидела осторожный шелест крыс, пробегающих по грязной соломе на полу, ненавидела леденящие кровь крики, доносившиеся из других камер, когда стражи уводили пленника навстречу его неизвестной судьбе. В таких случаях Джина быстро воздвигала мысленные преграды в своем мозгу, чтобы не ощущать страха и отчаяния, охватившего погибающего узника: она боялась, что будет не в состоянии вынести это.

Казалось, о ней совсем забыли: за все это время Джина ни разу не видела никого из людей Гэвина — за исключением тюремщика, который приносил им скудную еду. Они с Оуэном всегда по-братски делили маленькие ломтики хлеба и заплесневелого сыра. Джина за свою короткую, но бурную жизнь не в первый раз оказывалась в тюрьме. Но обычно все кончалось довольно быстро, она даже не успевала впасть в отчаяние. Не то что здесь!

Неужели никто не собирается вызволить ее отсюда? Почему Бьяджо или Элспет до сих пор ничего не придумали? А Рональд? Сама не зная, почему, Джина втайне надеялась, что он явится за ней, — пусть даже только для того, чтобы отругать за ее чудовищную глупость…