Прекрасная Магелона

Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель (или Эйленшпигель) не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы (Ule) и зеркала (Spiegel). Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин. Дополнить сборник не составляло особенного труда, так как к началу XVI в. в немецкой литературе уже немало было книг, посвященных проделкам находчивых сорванцов и плутов.[38] Прообразы Тиля можно было найти в «Попе Амисе» Штрикера (ок. 1250) и в «Попе из Каленберга» (ок. 1400). Во всяком случае, составитель народной книги о Тиле Уленшпигеле, напечатанной в 1515 г., не скрывает того, что жизнеописание Тиля он дополнил «некоторыми историями о попе Амисе и попе Каленберге» (предисловие). Здесь также следует упомянуть народную книгу «Саломон и Маркольф» (1487) и «Баснословную жизнь Эзопа», переведенную в XV в. Г. Штейнхевелем. Подобно Тилю Уленшпигелю, простолюдины Маркольф и Эзоп насмехаются над своими господами, переворачивая смысл их приказаний, фигуральные выражения толкуя буквально. Уленшпигель питал к этим проделкам неодолимую склонность.

Так, нанявшись в Берлине в услужение к одному скорняку, он вместо того, чтобы шить волчьи шубы, которые хозяин простодушно назвал «волками», изготовил множество волчьих чучел, набитых сеном, нанеся тем самым мастеру большой материальный урон (ист. 53). В другой раз, выполняя указания портного: «Вот, прикинь-ка рукава к кафтану, а потом и в постель», Уленшпигель всю ночь кидал рукава в кафтан, истратив ради этого несколько свечей (ист. 47).

С ранних лет склонен был Тиль возмущать спокойствие патриархальной Германии. Еще будучи совсем маленьким, приводил он в негодование односельчан, показывая им голый зад (ист. 2). Повзрослев, он довел до драки две сотни парней, намеренно перепутав их башмаки (ист. 4), и т. п. Озорство его стало его естественной стихией. Оно было ему столь же необходимо, как рыцарские авантюры героям куртуазного романа. При этом смекалка заменяла ему рыцарское копье. Сообразительный плебей все время добивался успеха в столкновении с обстоятельствами. Неиссякаемое озорство, которое даже почтительно названо в книге «сказочным» (ист. 72), поднимало Тиля над тусклыми житейскими буднями. Он сам о себе и о своем нраве ясно сказал одной женщине, которая однажды уже пострадала от его проказ: «Что верно, то верно – если он куда-нибудь придет, так не уйдет, не созорничав» (ист. 82).

Его озорство нередко результат свободной игры ума, намеренно ищущего преград и препятствий. Бросая вызов средневековому обществу, Уленшпигель в шутовстве находит драгоценную свободу. Он воплощение неоскудевающей народной энергии, изобретательности и вольнолюбия. Его шутки и забавы несут в мир апофеоз личной инициативы, ума и бурного жизнелюбия.[39]

И вот в книге один плутовской шванк быстро следует за другим. Их смена обычно мотивирована тем, что изменилось местопребывание Уленшпигеля. На новом месте, где Уленшпигеля еще недостаточно знали, он обращается к новым проделкам. То он в родном Кнетлингене, то в городе Штрассфурте, то в окрестностях Магдебурга, то в самом Магдебурге, то в Хилъдесхейме, то в прославленном Нюрнберге и т. д. Количество шванков все умножается. Среди них мелькают истории, приобретшие особенную известность. Это рассказы о том, как Уленшпигель обещал совершить полет с крыши (ист. 14), как без помощи лекарств он излечил всех больных в госпитале (ист. 17), как он для ландграфа Гессенского рисовал невидимую картину (ист. 27), как в пражском университете он вел диспут со студентами (ист. 28), как он учил осла читать (ист. 29), как у портного он шил под кадкой (ист. 47), как он обманул слепых (ист. 70), как он со скупым хозяином расплатился звоном монеты (ист. 89) и др.

Нередко его проделки являлись укором скупости и жадности, оскорбительной для бедняка-плебея (ист. 10). Занимая место на низших ступенях социальной лестницы, Уленшпигель мстил тем, кто готов был унизить его человеческое достоинство. Так на свой гробианский манер отомстил он одному благочестивому богачу, который, презирая шутов и скоморохов, не желал пригласить его к себе в гости (ист. 76).