Прекрасная Натали

Припомним слова Е. К. Воронцовой, сказанные Наталье Николаевне на вечере у Лавалей: «…даю слово, вы тогда не были и на четверть так прекрасны, как теперь», то есть в 37 лет. Воронцова не лукавила. Достаточно сравнить портрет Натальи Николаевны кисти А. Брюллова, написанный в первый год ее первого замужества, и любые другие 40-х годов, художников И. Макарова и В. Гау… То ли Брюллов был не в духе, то ли сама Натали, спешившая на бал с сеанса, только акварельный портрет красавицы в бальном платье изображает светскую даму, в которой не чувствуется души: лицо с классическими правильными чертами, с огромными глазами, очаровательное своей молодостью, — типичный парадный портрет, сделанный с акцентом на внешность, а не на внутренний мир человека. При желании в этом лице можно углядеть и тщеславие, и гордость, и некоторую надменность — одним словом, любую мелкую страсть, которую приписывали ей недоброжелатели.

Совсем другой облик Натальи Николаевны предстает перед нами с портретов Макарова и Гау. Та же красавица, но красота ее теплая, притягательная, одухотворенная.

Вспомним, что П. П. Ланской любил окружать себя портретами жены. Именно ему мы обязаны тем, что красота этой женщины увековечена во многих ее портретах — из них можно составить небольшую галерею.

История одного из портретов описана самой Натальей Николаевной. Художнику Макарову в момент создания ее портрета было всего 27 лет, но он уже прослыл талантливым портретистом. Его отец был крепостным живописцем, сын же окончил Академию художеств и впоследствии стал академиком.

«Макаров, автор этого сюрприза, — посылая мужу портрет, пишет Наталья Николаевна, — с нетерпением ждет сообщения о впечатлении, которое на тебя произведет портрет. Надо мне тебе рассказать, каким любезным образом он предложил свои услуги, чтобы вывести меня из затруднения с дагерротипом и фотографией, которые у меня были, потому что оба они были неудачными. Он пришел однажды утром к нам работать над портретами детей, и мне пришла в голову мысль посоветоваться с ним, нельзя ли как-нибудь подправить фотографию, и не поможет ли в этом случае кисть Гау. — Да, сказал он, может быть. Потом, глядя на меня очень пристально, что меня немного удивило, он сказал: — Послушайте, сударыня, я чувствую такую симпатию к вашему мужу, так его люблю, что почту себя счастливым способствовать удовольствию, которое вы хотите ему доставить. Разрешите мне написать ваш портрет, я уловил характер вашего лица и легко набросаю на полотне не только голову. — Ты прекрасно понимаешь, что я не заставила себя просить, в таком я была отчаянии после стольких хлопот. Он назначил мне сеанс на следующий день, был трогательно точен и заставил меня позировать три дня подряд. Не утомляя меня, делая большие перерывы для отдыха, он закончил портрет удивительно быстро. Я спросила его о цене, он не захотел мне назвать ее и просил принять портрет в подарок, который он счастлив тебе сделать. Не забудь выразить ему свою благодарность, я непременно ее передам. Мы расстались с ним очень тепло, он обещал время от времени бывать у нас. Положив руку на сердце, он меня всячески уверял в своем уважении и преданности. Теперь он начал писать портреты г-на и г-жи Айвазовских»…

Иван Константинович Айвазовский, известнейший русский художник-маринист, был знаком с Пушкиным. Познакомились они, видимо, на осенней выставке 1836 года в Академии художеств, и с тех пор не прекращалось его общение с семьей поэта. Художник подарил Наталье Николаевне свою картину «Лунная ночь у взморья», на обратной стороне которой сохранилась дарственная надпись: «Наталье Николаевне Ланской от Айвазовского. 1 Генваря 1847 г. С.-Петербург».

Невозможно не рассказать еще об одном знакомце Пушкина. Петр Александрович Плетнев в 20-30-х годах был ближайшим другом поэта. Пушкин ласково говаривал в рифму: «Брат Лёв и брат Плетнёв». Этому-То «брату Плетнёву» Пушкин был обязан своей независимостью, то есть литературными заработками. Именно он осуществил огромную посредническую деятельность в Петербурге, чтобы издать более 20 книг Пушкина, в которые вошло все, что поэт создал на Юге, в Михайловском, в Москве и в Болдине. Это Плетнев искал издателя, договаривался о выгодных для Пушкина условиях, разрешал типографские, материальные и иные проблемы, делая это совершенно бескорыстно. Плетнев был поэтом, критиком и педагогом, профессором русской словесности Петербургского университета. Ему, «душе прекрасной, святой, исполненной мечты», Пушкин посвятил свою «энциклопедию русской жизни» — «Евгения Онегина».