Прекрасная незнакомка

— Рафаэлла, дорогая, не позволяй им издеваться над тобой. Не позволяй им отбирать то, о чем мы мечтали, что уважал даже Джон Генри, то, что делает нас обоих правыми.

— Но мы не правы. Мы все, все делали неправильно.

— Неужели это возможно? — он взглянул ей прямо в лицо. — Ты правда так думаешь?

— Разве у меня есть выбор, Алекс? Как я могу думать иначе? То, что я сделала, убило его. Неужели ты и вправду считаешь, что я не сделала ничего предосудительного?

— Да, как считал бы любой другой, кто узнал бы обстоятельства, в которых ты очутилась. Тебе не в чем себя винить, Рафаэлла. Если бы Джон Генри был жив, он сказал бы тебе то же самое. Ты уверена, что он не оставил тебе записки?

Он заглянул ей в глаза. Было странно, что Джон Генри ничего ей не объяснил, он показался Алексу добрым человеком. Но она только снова покачала головой.

— Ничего. Когда это случилось, врач все кругом осмотрел, и сиделка тоже. Но они ничего не нашли.

— Ты уверена? — Она снова кивнула. — И что теперь? Едешь к мамочке в Испанию, замаливать грехи? — Снова кивок. — А потом? Ты вернешься сюда? — Он боялся даже представить, каким бесконечно долгим будет этот год.

— Я не знаю. Мне придется вернуться, чтобы уладить кое-какие дела. Я выставлю дом на продажу. А потом… — она помолчала, — я думаю вернуться в Париж, или в Испанию.

— Рафаэлла, это безумие. — Он крепко стиснул ее тонкие пальцы. — Я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться. И нет причин, чтобы нам не сделать этого. Мы не сделали ничего плохого.

— Сделали, Алекс, — она медленно высвободила свои руки. — Сделали. Я не должна была так поступать.

- И ты собираешься нести это бремя до конца своих дней?

Но страшнее всего было то, что он всегда будет напоминать ей о случившемся, и Алекс понимал это. Он потерял ее. Так произошло по воле судьбы, из-за помешательства уставшего от жизни старика, из-за дьявольских интерпретаций происшедшего ее отцом. Он потерял ее. Словно зная, о чем он думает, Рафаэлла кивнула и поднялась. Она долго смотрела на него и потом тихо прошептала:

— Прощай.

Она не прикоснулась к нему, не поцеловала, и не ждала ответа. Она просто повернулась и пошла наверх, и Алекс смотрел ей вслед, ошеломленный тем, что она сделала с ними обоими. Он терял ее в третий раз. И знал, что на этот раз навсегда. Она дошла до замаскированной двери в сад, толкнула ее и исчезла из глаз. Она не оглянулась, за дверью было тихо, как в могиле. Алекс простоял на месте, как ему показалось целую вечность, и медленно, чувствуя себя мертвецом, поднялся по ступенькам, сел в машину и уехал.

ГЛАВА XXXI

Похороны постарались сделать насколько возможно скромными. Тем не менее, в маленькой церквушке собралась по крайней мере сотня человек. Рафаэлла вместе с отцом и матерью сидела на передней скамье. По щекам отца текли слезы, а мать, не стесняясь, рыдала по человеку, которого почти не знала. Сразу же за их спиной сидело с полдюжины родственников, сопровождающих мать Рафаэллы на протяжении всего пути из Испании. Среди них были брат Алехандры, две сестры, кузина с дочерью и сыном. Все эти люди прибыли сюда якобы для того, чтобы поддержать как Рафаэллу, так и Алехандру, однако Рафаэлла чувствовала что они скорее играли роль тюремных надзирателей, призванных сопроводить ее до самой Испании. Так ни разу и не всплакнув, она отсидела всю похоронную церемонию, рассеянно смотря на гроб, покрытый покрывалом из белых роз. Ее мать позаботилась о цветах, отец — обо всем остальном. Рафаэлле больше ничего не оставалось, кроме как сидеть в своей комнате и размышлять о том, что она наделала. То и дело она думала об Алексе, вспоминала его лицо во время их последней встречи, слова, которые он ей говорил. Она твердо знала, что все, о чем он думал, было неправдой. Ее вина была слишком очевидной, что и подтверждал отец ее. Алекс же просто пытался смягчить ее вину. Было странно осознавать, что почти одновременно она потеряла их обоих. Джона Генри и Алекса. И теперь, сидя в оцепенении, она знала, что никого из них уже не вернуть. Медленно, одна за другой, на глаза наворачивались слезы, они неумолимо скатывались по ее щекам и падали на ее изящные худые руки. В течение всей церемонии Рафаэлла ни разу не шевельнулась. Она сидела, словно преступник на скамье подсудимых, не имея ничего сказать в свою защиту. На какой-то миг ей захотелось вскочить и закричать, что она не хотела его убивать, что она невиновна, что это все — ошибка. Но она не была невиновной, и напомнила себе самой об этом. Она была виновна. И теперь за это заплатит.