– Все говорит за то, что мы должны быть союзниками. Могут найтись и новые основания. Я знаю место в горах, где человек честолюбивый мог бы откопать кое-что получше каменных статуй да финикийских кувшинов. Богатство много значит для такого молодого человека, как вы. Для старика, как я, – оно всего только средство.
Он снова остановился, но на этот раз молчание нарушил лишь вой шакала, где-то по ту сторону городских стен.
– Суда Скарфи и Компании оказывали мне услуги. Совершенно верно. Вы и в дальнейшем можете быть полезны. У меня есть план, благодаря которому опасность со стороны таможни сведется к нулю. А хлопоты, разумеется, я компенсирую вам.
– А если я откажусь?
– Но почему? Риск, благодаря моему влиянию, будет ничтожен. Никаких обязательств в отношении чужого правительства у вас нет. А ваше личное против меня предубеждение, надеюсь, рассеется, как только мы побудем вместе, – так ведь бывало каждый раз.
Он улыбнулся.
– Неужто вы думаете, что я пойду на дело, которое связано с опасностью и для меня самого и для фирмы? Все это бесполезные разговоры.
Снова наступило молчание. Ночь была очень тихая; предрассветный ветерок с равнины снова колыхнул занавес, но на этот раз Си-Измаил не поднялся с места.
Он опять заговорил пониженным тоном.
– Через несколько лет здесь начнется крупная игра. Как вы думаете, на чьей стороне будет счастье? На стороне ли проклятых, скверно живущих, неверных иностранцев? Пьянчуг и грабителей? Или на стороне тех, кто сердцем остался детски чист и веру свою сохранил неоскверненной? Нет бога кроме Аллаха, и Магомет – пророк его. Это я говорю вам, я, усвоивший мудрость Запада наряду с мудростью Востока. Христос христиан говорит: «По делам твоим узнаю тебя». А что у них за дела? Их броненосцы? Их тресты? Их алкоголизм? Есть признаки – есть много признаков того, что ваша ложная цивилизация будет сметена с лица земли… Идите вместе с нами. Вы избраны, не сворачивайте в сторону.
Перед Риккардо стоял совсем новый Си-Измаил. Не учтивый дуэлянт, а фанатик, который, не помня себя, выкрикивал слова, накипевшие у него на сердце, и в представлении которого искажались все перспективы.
– Идите с нами! – пылко повторил Си-Измаил.
– Не могу. Невозможно.
Си-Измаил секунду помолчал, потом внезапно изменившимся небрежным тоном бросил:
– Быть может, это окажется для вас возможным, когда… мы найдем другие способы…
Угроза, заключавшаяся в этой фразе, вывела Риккардо из пассивного состояния. Он заговорил, и слова сами срывались с языка.
– Ни убеждения, ни угрозы не могут поколебать меня и заставить изменить мое решение. Вы хотите воскрешать то, что уже умерло, и борьба, которую вы затеваете, заранее обречена на неудачу. Вы не об освобождении народа от хищников-чужеземцев, от эксплуататоров, своих и чужих, думаете. Вы хотите разжигать в нем религиозный фанатизм, и во имя религии, во имя дряхлого магометанства, держать его в косности и невежестве. Я не защищаю пауков и концессионеров, но сюда идут с запада и те, кто хочет и может трудиться рука об руку с теми, кто трудится здесь. И не восстанавливать надо одних против других только потому, что принадлежат они к разным расам, а искать общие пути к общему лучшему будущему. Вот за что надо бороться! А вы, Си-Измаил, вы – фанатик! Мечтатель! Вы обманываете самого себя! И дело ваше обречено на гибель!
Он ждал ответа, но Си-Измаил молчал… Поднял руку, будто про себя творя заклинания и рассчитывая, что от этого одного человек, оскорбивший его религию, рассыпается в прах. Риккардо смотрел на него не смущаясь, и видел, как мало помалу лицо араба темнело, тень сомнения, тень ненависти ложилась на него. Он вдруг осунулся, глаза ввалились, рука бессильно упала.
– Воскрешать то… что уже умерло… – повторил он, сам не замечая, что говорит вслух.
В эту минуту над городом пронесся зов, протяжный, на высоких нотах. Он несся сверху, и ему ответили сотни голосов.
Си-Измаил поднялся, двигаясь, как в трансе, и отодвинул занавес. Риккардо увидел минарет, неясно выступавший на фоне пробуждающегося неба, и серп умирающего месяца над ним. Муэдзин призывал верных к утренней молитве.
Си-Измаил опустился на колени и, припав лбом к плитам пола, начал молиться. Риккардо смотрел на него с изумлением. Окончив молитву, Си-Измаил поднялся. Риккардо увидел совсем преображенное лицо. Оно светилось как лицо ребенка. Глаза были нежные и влажные.
Он посмотрел на Риккардо отсутствующим взглядом; потом хлопнул в ладоши.
Метис тотчас появился – он, должно быть, тоже не спал всю ночь.
Си-Измаил повернулся к Риккардо.
– Я полагаю, – сказал он с самой невинной улыбкой, словно и не угрожал никогда, – я полагаю, что вы можете быть поставлены в необходимость пересмотреть свое решение. Мы как-нибудь еще вернемся к этому вопросу. Пока вы придерживаетесь прежнего взгляда?
– Безусловно.
Си-Измаил задумчиво погладил подбородок.
– Мой слуга проводит вас в отель. Иностранцу здесь легко заблудиться.
И Риккардо вышел вслед за метисом во двор, потом на улицу. Занимался рассвет нового дня.
ГЛАВА IV