Прекрасная посланница

Голые ноги убитого лежали на прибрежном песке, голова ушла в ивняк. Шамбера поблизости не было. Сидоров осторожно выбрался на берег, с трудом освободил голову убитого, перевернул труп… Батюшки-светы, господин фискал собственной персоной. От радости у Сидорова тряслись руки. Свободен! Ты мне, гад, Тайной канцелярией грозил, а теперь сам валяешься, как падаль. Правильно говорил господин Шамбер — враг. Ты не только ему враг, ты враг всему роду человеческому. А теперь за тебя мне еще денежки заплатят! И ты, недоумок, не сможешь у меня их отнять. Как ты твердил-то? На государственные нужды. И ведь сам все это дело и организовал! Смех, да и только.

Упаковал убитого в рогожу Сидоров по собственному почину. Мало ли кого можно встретить на реке? Солдаты сейчас всю ночь по городу шляются, ищут злоумышленников. А если к нему кто заглянет в лодку, так он объяснит без труда, что везет груз. И опять же с веревками волочить труп сподручнее.

Пистолет из рук Шамбера выбил ротмистр Пушков.

Матвей влип в ситуацию, как кур в ощип, то есть не понял ничего.

— Что здесь происходит? — повторял он возбужденно, глядя как на его глазах опутывают веревками орущего человека. Потом он увидел Люберова:

— Ты как здесь оказался?

Родион не ответил на вопрос, только бросил коротко:

— Это Шамбер.

Действительно он, собственной персоной! Вот уж кого не ожидал увидеть Матвей, так это Шамбера. Удивительно, что он сразу не признал его по голосу. Матвей тряхнул головой, словно отгоняя страшное видение, и вдруг стремглав бросился в дом.

А потом все собрались в горнице. Матвей постарался, осветил помещение. Все молчали, глядя на убитого Петрова. Странно, но маленькая его фигурка стала как будто больше: ноги вытянуты, руки по швам, как в строю. Никто так и не догадался закрыть ему глаза. Лицо его было спокойным, можно даже сказать, что оно имело удовлетворенное выражение.

Многие годы потом Люберова будет мучить одна и та же мысль: он «подставил» маленького агента, косвенно, конечно, но именно он виновник его смерти. Оно, конечно, такая работа, но все же…

— А теперь объясни, что ты здесь делаешь? — опять пристал с вопросами Матвей.

— А ты что здесь делаешь? — Родиону сейчас не хотелось ничего объяснять, его работа еще не была кончена.

— Я у себя дома, между прочим.

— Дом-то еще не куплен, а ты, насколько мне известно, в другом дому живешь. Может, ты ждешь кого-то?

— А вот это тебя совсем не касается, — с вызовом крикнул Матвей.

«Ах, друг мой, если бы ты знал, насколько это меня сейчас касается!»

Матвей ждал Николь, которая просила его помощи. Именно это было написано в письме, только писала его не мадам де ля Мот, а Шамбер. В последний момент тот решил подстраховаться. Николь в последнее время вообще вызывала серьезные подозрения у француза, видно, ее отношения с князем зашли очень далеко.

— Она не придет, — вдруг сказал насмешливо Шамбер. — У мадам Николь на этот вечер совсем другие планы.

Матвей опешил от подобной наглости.

— Развяжите его! — крикнул князь громоподобно и выхватил шпагу.

— Тихо!

Ротмистр схватил Матвея за плечи и с размаху посадил его на лавку.

— Ждите меня здесь! — приказал Люберов. — Из дома ни шагу. Если Шамбер будет болтать лишнее, заткните ему глотку кляпом. Я должен отлучиться. Надеюсь, что ненадолго. А может быть, и до утра. Стерегите Шамбера.

Уже в дверях он сказал на ухо Веберу:

— Матвея тоже стереги. Он не должен отлучаться из этого дома.

16

Карету остановил всадник, скакавший навстречу во весь опор. Удивительно, что он не напугал лошадей. Правда, кучер мадам де ля Мот никогда не гнал карету слишком шибко, тем более по ухабистой, плохо освещенной дороге.

Дверца отворилась. Николь увидела перед собой офицера в форме кирасирского полка. Узкое лицо его с аккуратными буклями было строгим, в нем не было и намека на приличествующее случаю галантное выражение.

«Что это — арест? — пронеслось в голове Николь. — Но почему он один?».

— Кто вы? — Она изо всех сил старалась сохранить спокойствие.

— Меня зовут Родион Люберов. Князь Козловский наверняка рассказывал вам обо мне.

— Он жив? — быстро спросила Николь.

— Жив.

Она перекрестилась широким православным крестом и обессиленно откинулась на подушки.

— Вы позволите? — Он уже готов был впрыгнуть в карету.

— Да, да, конечно.

Николь уже запретила себе чему-либо удивляться. Последнее время все шло шиворот-навыворот. Ей так и не удалось спровадить Матвея на пару дней из Петербурга. Отпуск его окончился, и возвращение в армию знаменовалось чередой крепких попоек в мужской компании. Но при этом она вырвала у него твердое обещание не отлучаться в четверг вечером из дому даже в кабак.

— Да в чем дело-то? — недоумевал Матвей.

— Я не могу объяснить тебе всего, но я знаю точно, что нам грозит опасность. Не знаю, какая именно, но я чувствую, чувствую, — лепетала в ответ Николь, придавая голосу милую беспомощность.

— Тогда я должен быть с тобой рядом!

— Ты и так рядом. Просто мы должны расстаться ненадолго. Главное, не выходи этой ночью из дому.