Прекрасная садовница

Тогда она протянула мне руку и тихо добавила:

— О, я была права, надеясь на вас.

Письмо Рокамболя продолжалось так:

«Я видел очень хорошо, что Тюркуазе остается жить всего несколько часов. Несмотря на это, я пригласил к ней доктора и нанял для нее сиделку. Затем я ушел, сказав ей:

— Я возвращусь завтра утром.

Сегодня утром, когда все мои приготовления к отъезду в Гавр были уже окончены, я возвратился в Менильмонтанскую улицу.

Тюркуаза уже рассталась с этим светом.

Я взял тогда на руки горько плачущего ребенка, сел с ним в карету и поместил его в одно духовное училище, находящееся в Почтовой улице.

Там я заплатил за него за три года вперед.

Он записан там под именем Максима-Лаврентия.

А теперь если вам придется вскрыть через два года это письмо, то вы исполните все то, что следовало сделать мне и что я не сделал тогда потому, что оно не принесло бы пользы.

Вся рукопись, которую я прилагаю к этому письму, написана рукою Тюркуазы, хотя и видно, что вся первая ее часть была продиктована ей.

Итак, мои друзья, если вы вскроете это письмо, то это знак, что меня что-нибудь задержало или я умер, и тогда я вам оставляю как бы в наследство исполнение клятвы, которую я дал Тюркуазе за несколько минут до ее смерти.

Рокамболь».

Когда Мармузэ окончил чтение письма Рокамболя, то он вместо того, чтобы распечатать другой конверт, где находилась рукопись Тюркуазы, позвал Ванду и Ми-лона.

— Читайте, — сказал он, передавая им письмо. Ванда громко прочла поданное ей письмо.

— Итак, — проговорил наивный Милон, — то, что хотел начальник, будет исполнено нами.

— Мы сделаем это даже скорее, — заметил Мармузэ, — так как во время его отсутствия я уже занимался его делом.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросила Ванда с удивлением.

— Я сейчас объяснюсь, — ответил Мармузэ.

— Посмотрим рукопись, — заметил, в свою очередь, Милон.

— Из этого письма вы видите, что рукопись Тюркуазы касается маркиза Гастона де Моревера.

— Да.

— Разве я не рассказывал вам в прошлом году, какое сильное волнение произвело в обществе исчезновение маркиза Моревера?

— Нет, рассказывал, даже очень подробно.

— Один из его друзей, — продолжал Мармузэ, — Монжерон, употреблял все усилия, чтобы раскрыть эту тайну.

— Мы и это знаем.

— Монжерон был вчера утром убит на дуэли.

— Кем? — спросил Милон.

— Своим старым другом, бароном Генрихом С.

— Но… причина этой дуэли?

— Монжерон любил одну женщину, которую ненавидел барон Генрих.

— И эта женщина?

— Не кто иная, как прекрасная садовница, у которой нашли три месяца тому назад восковую фигуру, изображавшую собой труп маркиза де Моревера.

— Итак, эта женщина теперь в Париже?

— Я провел часть этой ночи у нее.

И тогда Мармузэ рассказал удивленным Ванде и Ми-лону все подробности относительно его свидания с мнимой женой дона Рамона.

— А теперь, — сказал он, — дайте мне совет.

— Говорите, — ответила Ванда, — в чем он должен заключаться?

— Должны ли мы прочесть эту рукопись тотчас же, или же мне нужно удостовериться сперва в том, что прекрасная садовница не оставила еще Париж?

— Я стою за последнее, — проговорила Ванда.

— И я тоже, — заметил Милон.

— Итак, — проговорил Мармузэ, — ты пойдешь со мной.

— Я готов, — ответил Милон.

Хотя у Мармузэ была отдельная квартира, но он, несмотря на это, занимал еще комнату в маленьком отеле Мариньянской улицы.

Он вышел из будуара и прошел в свою комнату.

Через десять минут после этого он уже окончательно переродился.

Мармузэ наследовал от Рокамболя неподражаемое искусство менять костюмы, лицо и фигуру.

Ванда не могла удержаться от улыбки при его новом появлении.

У него теперь были рыжие волосы и совершенно испитое лицо.

На нем был костюм жокея.

— Ты просто настоящий английский жокей, — заметила, улыбаясь, Ванда.

— Если прекрасная садовница узнает во мне обожателя, — заметил он, смеясь, — то после этого я не гожусь в его ученики.

Милон был одет по-обыкновенному, то есть как небогатый мещанин.

— Пойдем со мной, — повторил Мармузэ.

— Куда мы идем?