— Потому что ты стер мне память! — кричит она. — Испугался того, что сделал, да? Поспешил замести следы? Хорошая у вас способность, наделал делов — и раз — заставил все забыть! Что, поцеловал меня, а потом не смог справиться с собой и уподобился своему брату?
— Ничего не было. Мы уже это обсуждали.
— Тогда почему мне так больно всякий раз, когда я вижу тебя, чувствую твои руки на своем теле? Каждая клеточка моего существа заходится от отчаянья? Словно ты сломал мою волю, сделал что-то, чего я не хотела. И от этого очень больно! — в исступлении кричит Айлин. — Как ты мне это объяснишь? Какую ложь выдумаешь?
— Мне не нужно ничего выдумывать, я сказал все, как было.
— Я тебе не верю, — бросает мне в лицо Айлин. — Ты просто боишься быть искренним. Потому что тебе страшно самому себе признаться в том, что ты чувствуешь. Я хочу знать правду. Какой бы она ни была. Мне слишком долго лгали те, кто был мне дорог. Бессовестно, в глаза, изображая дружбу. А теперь это список еще пополнил и ты. Если ты хочешь, чтобы между нами сохранились добрые отношения, будь честен со мной. Клянусь, что не буду закатывать истерику и приму любую реальность. Разве я многого прошу?
«Да, — мысленно отвечаю я. — Ты просишь меня признаться в убийстве. В том, чего я не хотел делать, но заставил себя во имя долга. Как, черт подери, я могу сказать тебе, глядя в глаза, что остановил твое сердце? И если бы не мой сумасшедший брат, который вонзил мне нож в горло, ты была бы мертва?».
— Ты такой же, как они, — опуская голову, говорит Айлин. На ощупь находит бутылку с вином и делает несколько глотков. — Трусливый и малодушный. Убирайся из моей комнаты.
— Я не хочу сейчас оставлять тебя одну.
— Проваливай к своей бабе, чертов вампир! — снова повышает голос Айлин. — Тошнит от твоего присутствия.
— Это письмо твоей мамы, — вытаскивая из кармана конверт и протягивая его Айлин, говорю я. — Постарайся не делать глупостей.
Девушка вырывает у меня из рук серый прямоугольник и прижимает его к груди. Ее глаза снова становятся прежними, и мое беспокойство отступает.
Ливия стоит напротив зеркала и прижимает к себе темно-изумрудное платье. Придирчиво осматривает его. На ней новый красный пеньюар, волосы, еще влажные после душа, аккуратно расчесаны и достают до пояса. От нее пахнет пачули и еще каким-то незнакомым мне ароматом.
— Кажется, разговор был тяжелым, — откладывая платье в сторону, говорит она и подходит ко мне. Касается своей прохладной ладошкой моей щеки. Беру ее руку и прижимаю к губам.
— Правда никогда не бывает легкой, — откликаюсь я. — Тебе ведь тоже предстоит вспомнить это. Я не мучил тебя расспросами после твоего приезда, но сейчас я хочу знать, во что ты ввязалась и почему скрываешься. Кто такая Моника Фландерс? И почему Тео винит ее в покушении, хотя знает правду?
— У меня не было выбора… — подходя к шкафу и развешивая свои вещи, говорит Ливия. — Я не могла допустить, чтобы тебя и Америго разыскивали как преступников. Мне пришлось вколоть Тео сыворотку, которая позволила внушить ему мой сценарий событий.
— То есть, ты холоднокровно подставила ее? — злюсь я.
— А что ты еще ждал?! Что я буду сидеть сложа руки, глядя, как вы разрушаете свои жизни?! — возмущается Лив, упирая руки в бока.
— Ты обвинила невиновную.
— У Моники самой рыльце в пушку. Ты думаешь, она по большой любви крутила с Тео? — занимает оборонительную позицию Ливия.
— Это не имеет значения, она не покушалась на Тео. Это сделал Америго.
— Об этом знаем только мы. Остальной мир в панике разыскивает злодейку Фландерс.
— Лив, ты не должна была этого делать. Это неправильно.
— Не бывает неправильных решений, случаются лишь неудобные последствия, — возражает Лив. — Несмотря на лечение, Тео долго не протянет. Равно как и Барита. Они приговорены. Если с Америго сейчас что-то случится, эти жертвы будут напрасны.
— Ты что-то знаешь о его планах? Что задумал этот псих? — настораживаюсь я.
— У меня нет точной информации, — уклоняется от ответа Ливия. Она не доверяет мне. Что ж, сам виноват в этом.
— Ты с ним? На его стороне? — спрашиваю я, подходя к ней и заглядывая ей в глаза.
— Да. Я с ним. И со всеми теми, кого обрекли пройти через ад. И буду бороться за то, чтобы права этих несчастных восстановили. За справедливый суд, а не забвение и рабство. Потому что я знаю, что это такое, когда ты не принадлежишь себе, когда тебя используют как вещь, а потом оставляют гнить в тюрьме, — Ливия говорит горячо, со страстью. В ее глазах появляется блеск.
— Прости, мне жаль, что тебе пришлось пройти через это из-за меня.
— Это был мой выбор, — Лив гордо вскидывает голову. — Но не случись этого, я никогда бы не смогла понять, каково быть отверженным.
— И что мне теперь делать со всем этим?