Прекрасная тьма

— Да я серьезно! Мы не сделали этого не по моей воле — Рид не захотела. Я-то думал, она просто издевается, ну типа подразнить — и все. А теперь я думаю, что ошибался — возможно, она не хотела причинить мне боль.

Линк долго думал, прежде чем выдать мне этот монолог.

— Не знаю… она все-таки темная чародейка.

— Но должна же у меня быть какая-то надежда, — пожал плечами Линк.

Мне хотелось рассказать Линку, что происходит, что Ридли и Лена, скорее всего, уже уехали. Я открыл было рот, но тут же закрыл. Мне не хотелось убеждаться, что Лена и правда наложила на меня заклятие.

После похорон мамы я был на ее могиле всего один раз, но не в День поминовения. Тогда прошло еще мало времени, я просто не смог. Сейчас у меня не было ощущения, что она здесь, скитается по кладбищу, как Женевьева или Великие предки. Я чувствовал ее присутствие только в архиве и в кабинете у нас дома. Она любила эти места, и если она где-то и осталась после смерти, то наверняка там, а не здесь, под клочком земли, у которого, закрыв руками лицо, на коленях стоял мой отец. Он провел здесь уже много часов.

Я откашлялся, чтобы он заметил мое присутствие — видимо, я появился в неудачный момент и помешал ему побыть наедине с мамой. Он вытер слезы и встал:

— Держишься?

— Кажется, да. Все хорошо.

Не знаю, что я чувствовал, но хорошо мне точно не было. Он засунул руки в карманы, не сводя глаз с надгробия. Рядом на траве лежал нежный белый цветок. Жасмин сорта «конфедерат». Я прочел надпись, выбитую на камне изящными буквами:

ЛИЛЕ ЭВЕРС УОТ

ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ И МАТЕРИ

SCIENTIAE CUSTOS

Я повторил про себя последнюю строчку. Эти слова я заметил, когда был здесь в последний раз, в середине июля, за несколько недель до дня рождения. Тогда я приходил один и так долго смотрел на могилу матери, что потом забыл узнать, что это означает.

— «Scientiae Custos».

— Это латынь. В переводе означает «Хранитель знания». Мэриан предложила. Ей подходит, правда?

— Да. Она им и была, — вымученно улыбнулся я, подумав, что отец даже не представляет, насколько близок к истине.

Он обнял меня за плечи и прижал к себе, совсем как тогда, когда наша команда проигрывала матч, а я был еще маленький.

— Мне ее очень не хватает, — сдавленно произнес он. — До сих пор не могу поверить, что ее больше нет с нами.

Я ничего не ответил. Перехватило горло, я едва мог дышать и боялся, что упаду в обморок. Мама умерла. Я больше никогда ее не увижу, сколько бы раз она ни открывала передо мной книги на нужной странице, сколько бы она ни отправляла мне странных посланий.

— Итан, я знаю, как тяжело тебе пришлось. Прости, что я не мог быть с тобой рядом в этом году. Я должен был, но я просто…

— Пап… все в порядке, — коротко ответил я.

На глаза навернулись слезы, но я не собирался плакать. Городская фабрика по производству поминальных запеканок от меня такого не дождется. Папа еще раз сжал меня в объятиях и тихо сказал:

— Побудь с ней наедине, а я пока прогуляюсь.

Я разглядывал надгробие, на котором был выгравирован кельтский символ «авен». Я знал этот символ, мама всегда любила его. Три линии, три луча света, сходящиеся наверху.

— Авен, — услышал я голос Мэриан. — Это гэльское слово, которое означает «поэтическое вдохновение» или «духовное озарение». То, что твоя мать уважала превыше всего остального.

Я вспомнил о символах, вырезанных над входом в Равенвуд, символах «Книги лун», знаке на двери в «Изгнание». Символы что-то означают. Иногда — гораздо больше, чем можно передать словами, и моя мама знала об этом. Возможно, именно поэтому она стала хранителем. А может быть, этому она научилась у других хранителей, своих предшественников. Я так многого о ней не знаю и теперь уже не узнаю.

— Итан, прости. Ты хочешь побыть один?

— Нет, — ответил я, позволяя Мэриан обнять себя. — Я не чувствую здесь ее присутствия. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

Она поцеловала меня в лоб, улыбнулась, достала из кармана зеленый помидор и аккуратно положила его на край надгробия.

— Настоящая подруга сначала поджарила бы, — улыбнулся я.

На Мэриан, как и на всех остальных, было самое нарядное платье, только гораздо красивее, чем у других: мягкая желтая ткань, изящно повязанный бант у воротника, плиссированная юбка в тысячу мелких складок — как из старомодного кино. Лене бы понравилось.

— Лила знает, что от меня такого не дождешься. — Она обняла меня покрепче. — Вообще-то я пришла повидаться с тобой.

— Спасибо, тетя Мэриан. Трудные выдались деньки.

— Оливия рассказала. Чародейский бар, инкуб, векс — и все за одну ночь! Боюсь, Эмма больше тебя ко мне не пустит.

О том, какое наказание заслужила Лив, Мэриан и словом не обмолвилась.

— И это еще не все, — вздохнул я.

Я не мог заставить себя произнести вслух имя Лены. Мэриан поправила мне упавшую на глаза челку.