– Так это правда, что в Европе вы занимались шпионажем? – спрашивает меня Дарроуби.
– Это было довольно скучным, но не единственным моим занятием.
– А чем же еще вы занимались?
Саймон поднимает руку и готов загибать пальцы. Делаю глубокий вдох.
– Я был учителем танцев, учителем музыки, дворецким, гувернером, учителем фехтования, камердинером, краснодеревщиком, врачом, священником...
– Ты стал католиком?
Пораженный, Саймон вскакивает со стула.
– Да нет, не совсем. Просто однажды я крестил ребенка, потому что не мог отказать хорошим людям. – Я продолжаю свой список: – Прорицателем, правда, не очень хорошим; крысоловом...
– Героем-любовником.
Все поворачивают головы туда, где сидит миссис Райли. Она все-таки решила остаться, как ни пытался Саймон отговорить ее. Она фыркает:
– Будь я богата и свободна, рассмотрела бы вашу кандидатуру. Бьюсь об заклад, деньги не были бы потрачены зря. Как только я увидела вас, мне все стало ясно.
Я растерянно молчу, а комната взрывается безумным количеством предположений, догадок и оговоров. Мой брат наклоняется и спрашивает шепотом:
– Ник, так, значит, женщины платили тебе, чтобы ты...
– Да как тебе сказать, – шепчу я в ответ. – Обычно я принимал подарки. Было невежливо отказываться, мне не хотелось обижать...
– Ты был альфонсом?
Я испытываю некоторую неловкость. Однако этот эпизод из моего прошлого не слишком сильно расстроил его. Приличие соблюдено, я не стал католиком.
– Я никогда не считал себя альфонсом. Да, я спал с женщинами, но, что гораздо важнее, много разговаривал с ними. Обычно мужья забывают делать это. И потом, все эти женщины, за редким исключением, действительно очень нравились мне.
– Сколько они платили вам?
Слава Богу, я избавлен от необходимости раскрывать тариф на свои услуги, так как в этот миг в полной тишине добродетельная миссис Линсли поворачивается к миссис Гиббоне и тихо, но вполне отчетливо произносит:
– Черт возьми, должно быть, он и в самом деле очень хорош в постели!
– Если я узнаю, Конгриванс, что ты хоть пальцем прикоснулся к моей жене... – вскочив с места и опрокидывая на пол стул, кричит Линсли.
Его и так уже пунцовое от столь откровенных признаний мамаши лицо краснеет еще больше.
– Полноте, сэр! Разумеется, этого не было! – прерывает его мой брат. По-моему, он единственный, кто получает истинное удовольствие от всего происходящего. – Ведь правда, Ник? Прошу вас, сядьте и успокойтесь, Линсли. Должен огорчить всех присутствующих здесь дам, но единственная, кто интересует его в данный момент, – это леди Элмхерст.
– Я должен выступить в защиту леди Элмхерст, – включается Николас, – и спешу исполнить данное ей обещание. – Ее совсем не интересует мистер Линсли, это заблуждение. Она женщина гораздо более достойная, чем все вы думаете.
Все замолкают, и в комнате воцаряется тишина. Линсли встает со стула.
– Что бы ни было в прошлом между мной и Кэролайн, все давно закончилось. Ни у нее, ни у меня нет никаких планов в отношении друг друга.
Филомена берет его за руку и улыбается.
– Конечно, Кэролайн не ангел, но в честности и порядочности ей не откажешь, – продолжает Линсли.
– Что касается меня, то я никогда не верила всем этим слухам об Элмхерсте, – заявляет миссис Гиббоне.
– Каким слухам?
Я должен знать о ней все.
– Рассказывали, что Элмхерст принял невинный флирт Кэролайн за нечто большее. Потом состоялась дуэль, он был ранен. Казавшаяся пустяковой рана дала осложнение, и его ждала медленная мучительная смерть. Кэролайн была с ним до конца. И все же ходили слухи о том, что умер он не своей смертью.
– Это было прошлым летом, – произносит Линсли. – В чем только ее не подозревали! Говорили и о подушке, и о смертельной дозе настойки опия.
Я впервые услышал о ее муже два дня назад. Она сидела у открытого окна и казалась очень грустной. Как же давно это было!
– Ее первый муж, Бладж, был намного старше ее и очень богат. В обществе сразу же заговорили о ней как об охотнице за деньгами, – поясняет миссис Райли. – Лично я не верю в то, что она могла убить его.
– Разве что своей любовью, – добавляет Линсли. – Я слышал, он покинул этот бренный мир при весьма пикантных обстоятельствах. Несомненно, он умер счастливым.
Миссис Линсли шутливо толкает его в бок.
– Я хорошо отношусь к Кэролайн. Когда-то она казалась мне грубоватой и легкомысленной, но теперь мне так не кажется.
– Итак, – с большим воодушевлением заявляет мой брат. – Что же теперь делать?
– Что же делать?
Я не верю своим ушам. О чем он?
– Несомненно, кредиторы леди Элмхерст разыщут ее и отправят в долговую яму, – продолжает он. – Я слышал, речь идет о долге в несколько тысяч гиней. У нее нет ни связей, ни родственников. Ее семья давно отказалась от нее. Как ты намерен поступить, Ник?
Я был прав, это настоящее судебное разбирательство. Разные варианты приходят мне в голову. Карточная игра или пари на скачках – ненадежно; роман с богатой дамой – невозможен; денежная ссуда – но только не у моего остроумного брата; поиск работы – но какой?