Я замолчал, услышав звук подъезжающей к дому машины. Моя голова поворачивается к окну, выходящему во двор. Не одна, а две черные машины подъехали к нашему подъезду. Первый — обычный на вид седан, такой же, как тот, на котором ездит Калоджеро. Но вторая машина — элегантный лимузин с тонированными стеклами. Машина дона.
– Они знают.– Едва слышные слова слетают с маминых губ.
Отвернувшись от меня, она бросается к кухонному шкафу и в истерике начинает доставать из него чистящие средства.
– Иди за Гвидо– , — говорит она. – Можно вылезти из окна. Видит Бог, ты делал это достаточно раз.
Я хватаю пистолет, спрятанный на верхней полке среди баночек со специями. – Я никуда не поеду.–
Мама приближается ко мне, ее глаза полны непоколебимой решимости, и она сует мне в свободную руку полиэтиленовый пакет. – Деньги. Еще есть записка с контактным номером человека из Мессины, который организует вашу поездку в Америку.
Звук приближающихся ног. Несколько из них. Подходим к нашей входной двери.
– Мама . . . Слова застревают у меня в горле.
– Мои действия будут расценены как величайшее предательство, Рафаэль. Они не дадут мне жить. И они убьют тебя и Гвидо, если ты останешься здесь. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Она осторожно высвобождает мои пальцы из рукоятки пистолета, забирая оружие. – Если ты любишь меня, ты схватишь своего брата и убежишь.
Мой разум кружится, пытаясь найти выход. Нет никакого. Нарушение омерты означает смертный приговор для всей семьи. Детей, которые слишком малы и ничего не знают о делах Коза Ностры, можно пощадить. Но Манкузо не доброжелательный человек. Он захочет показать всем нам пример. Я уже мертв, это факт. Гвидо всего четыре года, но я не сомневаюсь, что дон решит убить и моего брата.
Я хватаю маму за руку. — Ты тоже придешь.
– Они придут за нами. Но если я. . . оставаться . . . этого может быть достаточно. А это может означать, что они не будут вас преследовать.
Нет! Как я могу бежать и просто бросить свою мать на смерть?
Пронзительный звонок дверного звонка разносится по всему дому, гремя внутри моего черепа, словно взорванный блок тротила. – Я не могу.
– Подумай о своем брате, Рафаэле. Мама наклоняет мое лицо вниз и целует меня в лоб. – Пожалуйста. Не разбивай сердце своей матери.
Я с трудом сглатываю. Горло почти не работает.
Обхватив пальцами полиэтиленовый пакет, я сжимаю его изо всех сил.
– Это мой мальчик.– Она кивает. – Идти. И никогда сюда не возвращайся.
Отчаяние сталкивается с яростью в моей груди, разрывая меня на части. Рука матери выпадает из моей. Я делаю шаг назад и бегу по коридору. Прежде чем броситься в спальню, я останавливаюсь на секунду, чтобы в последний раз взглянуть на маму. Она остановилась у входной двери, высоко подняв голову и потянувшись к ручке.
— Я возвращаюсь, — шепчу я, закрывая за собой дверь спальни. – Я вернусь и убью их всех.
Я повторяю это обещание снова и снова, прижимая к груди спящего брата. Он бормочет что-то о своих автомобильных игрушках, пока я открываю оконное стекло. С ним на руках я проскальзываю через щель и бегу к деревьям, обрамляющим территорию позади участка.
И я продолжаю повторять свое обещание, как мантру, стоя, спрятавшись за вечнозеленым кустарником, и мои глаза устремлены на окно нашей гостиной.
Наблюдаю, как дон сицилийской Коза Ностры прижимает ствол своего пистолета к голове моей матери, а затем нажимает на спусковой крючок.
Глава 12
Когда мы подъезжаем к особняку, на подъездной дорожке припаркованы четыре черных автомобиля. У входной двери стоит мужчина с полуавтоматическим оружием.
– Подожди здесь– , — говорит Рафаэль, выключая зажигание и выходя из машины. Никаких следов того смеющегося человека, с которым я ужинал меньше часа назад, не осталось.
Подойдя, он обменивается несколькими предложениями с вновь прибывшим, затем возвращается и открывает дверцу моей машины.
— Я отведу тебя в твою комнату, — говорит он, его лицо становится суровым. — Будет лучше, если ты останешься там до конца ночи.
– Хорошо.–
Рафаэль кивает, затем просовывает руки мне под ноги и поднимает меня с сиденья. Я открываю рот, чтобы возразить, но затем мой взгляд падает на большое темное пятно, окрашивающее гравий у ног Рафаэля. Похоже на разлив моторного масла на подъездной дорожке. Мужчина с винтовкой держит входную дверь открытой, чтобы Рафаэль мог перенести меня внутрь. Я ожидаю, что он уложит меня в любую секунду, пока я не замечу новые пятна на полу в вестибюле. Однако теперь я вижу, что они не черные, как я думал, а темно-малиновые.
Кровь.
Я крепче сжимаю шею Рафаэля, глядя через плечо, пока он поднимается по лестнице. Кровавый след огибает тропинку от входа к дверному проему, ведущему в винный погреб, где он исчезает из виду. Я не чужд крови. Людей моего отца часто приходится сшивать вместе у нас дома, обычно на кухне. Но я никогда не видел такого количества этой жизненно важной телесной жидкости в одном месте.
— Что там произошло? — шепчу я, пока Рафаэль несет меня в спальню.
– Пока ничего. Они ждут, когда я начну.