Прекрасное и истина

о чем, собственно говоря, мысль и не возникает; мыслить – это значит отрицать. Я никогда не произносил публичной речи, не восхищаясь подобными мыслями без мыслителя, мыслями пчелы – жужжанием. «Следовательно, мы всегда начинаем сызнова?» – говорил Сократ, этот старец-ребенок. Между тем старцы мыслили сообразно своим ночным колпакам, а молодые принимали вид стариков, чтобы такой колпак заслужить. Древняя вера отвращает от желания; новая же вера приказывает прежде всего желать, а следовательно, надеяться, ибо одно не бывает без другого. И так как красота кое-что значит, то смысл этой прекрасной картины таков: волхвы, украшенные знаками отличия, поклоняются обнаженному младенцу.

[Имеется в виду тема «поклонение волхвов», которая своими корнями уходит в евангельский сюжет и которой за несколько столетий существования классической живописи были посвящены сотни, если не тысячи, полотен художников, обладавших самого разного уровня талантом и представлявших самые разные национальные культуры.

В заключение же хотелось бы задать (безусловно, риторический) вопрос: случаен ли тот факт, что «атеист» Ален заканчивает свою книгу двумя эссе, посвященными великим христианским праздникам – Пасхе и Рождеству?]

À propos (Послесловие к книге «Рассуждения об эстетике»)

«Propos» – так называл Ален свои многочисленные двустраничные эссе, фиксировавшие высказывавшиеся им на протяжении ряда десятилетий мысли и суждения – о воспитании, философии, политике, экономике, войне и мире, о счастье, любви и, конечно же, об эстетике, о прекрасном, об искусстве, литературе. Конечно – «ибо первой мыслью вообще было искусство, и первым размышлением об искусстве была религия, и размышлением о религии была философия, и наука была размышлением о самой философии»(113). Тем самым философ фактически утверждал, что истоки совокупного знания человечества следует искать в искусстве, в художественной деятельности человека. А ведь в философской жизни Западной Европы тех десятилетий, на которые приходится наибольшая творческая активность Алена, необыкновенной важности роль принадлежала именно эстетике, рассматривавшейся прежде всего, если не исключительно, в качестве науки о прекрасном, философии искусства, теоретического размышления об искусстве. При этом в 1936 г. был сделан достаточно категорический вывод о том, что во французской эстетике, «…как и повсюду, дыхание Алена остается мощным и порывистым»[426]. Иначе говоря, этот философ появился, как принято говорить, в нужное время и в нужном месте, став одновременно тонким знатоком и чутким выразителем духа своей эпохи, сумевшим при этом на протяжении всей своей жизни сохранить верность принципам, сформулированным им для себя еще в достаточно молодом возрасте.

Его краткие эссе – эти эскизы, существующие в теоретической форме и напоминающие, с одной стороны, наброски для будущих трактатов, а с другой – заметки натуралиста и публициста, эти «стихи в прозе на две страницы, писавшиеся каждый вечер для ежедневной газеты»[427], и при этом писавшиеся практически без какой-либо правки, взахлеб и в то же время продуманно, – были любимейшим детищем философа, позволившим ему фактически стать зачинателем нового литературно-философского жанра. А поэтому «все созданное Аленом можно разделить на две части, различающиеся не в теоретическом отношении и не по своему методу, но по составу. Первая из них – огромное здание “Суждений”, вторая – законченные работы…»[428].

Эссе, мысли, рассуждения – это традиционные для французских мыслителей формы самовыражения, имеющие немало разнообразных вариантов и смысловых оттенков, при этом важную роль в истолковании содержащегося в них послания играет то, с какой целью они были написаны. Например, один из возможных ответов на этот вопрос дает обращение к творчеству относящегося к числу любимейших философов Алена Рене Декарта, точнее, к его, пожалуй, самому известному сочинению, достаточно краткому по масштабам, но тем не менее потрясшему в свое время мир философии и, по признанию самого автора, не случайно получившему свое название: «…Я озаглавил его не “Трактат о методе”, но “Рассуждение[429] о методе”, – писал французский мыслитель, – а это то же самое, что Предисловие или Мнение относительно метода, чтобы показать, что я намерен не учить, а только говорить о нем…»[430].