Я задумался и бродил по свежестриженному газону, шагая между знакомыми домами разбросаными по всему кладбищу, словно торнадо поднял их прямо из Гатлина и бросил их здесь. Здесь были не только дома, но и люди.
Я старался выйти к Мейн стрит, подсознательно искав Роут 9. Я предполагал, что если выйти к перекрестку, я мог бы найти дорогу к Рэвенвуду. Но обратный мир Гейтлина был устроен иначе, и каждый раз, когда я добирался до конца ряда участков кладбища, то оказывался там, откуда начинал. Кладбище просто замыкалось по кругу. Я не мог выйти.
И тогда я понял, что не нужно думать о названиях улиц и стал думать о том, кому принадлежат могилы.
Если я собирался найти свой путь обратно в Гэтлин, я не собираюсь ходить там. Не на любой, а на трассу 9. Это было довольно ясно.
Так что сказала мама? Вы представляете себе, где вы хотите оказаться и просто идете туда. Неужели все, что стоит между Леной и мной, это мое воображение?
Я закрыл глаза
Ли -
"Что ты делаешь там, мальчик?" Мисс Уинфред посмотрела несколько домов спустя. (?) Она была в розово - цветастом домашнем халате, который носила, когда была жива. Когда мы были живы.
Я уставился. "Ничего, мэм."
Ее надгробие было за ней, дерево магнолии было выгравировано над ее именем и под Священным словом. Здесь вокруг было много, магнолии. Я догадался, что гравировки магнолии были красными дверями Другого мира. Ты был никто без него.
Мисс Уинфред, заметив мой взгляд, прекратила подметать на секунду. Она шмыгнула
- Ну, тогда заканчивай с этим."
"Да, мэм". Я почувствовал, что краснею. Я знал, что не смогу представить себя в другом месте под ее пристальным взглядом.
Как оказалось, даже на улицах Загробного Гэтлина не было места воображению.
- И чтоб ноги твоей не было на моей лужайке, Итан. Потопчешь все мои бегонии," - добавила она. И все. Как будто я просто забрел на ее территорию.
"Да, мэм."
Мисс Уинфред кивнула и вернулась к подметанию крыльца, будто это был просто ещё один солнечный день на Старой Дубовой Дороге, где её дом и по сей день стоит в нашем родном городе.
Я не мог допустить, что бы Мисс Уинфред остановила меня.
Я пробывал посидеть на старой бетонной скамейке в конце нашего ряда участков. Зашел в тень живой изгороди, расположенной вдоль края Вечного Мира. Я даже попытался посидеть спиной к ограде нашего собственныого участок на некоторое время.
Но каждый раз, пытаясь представить дорогу в Гэтлин, я мог думать только о своей могиле.
Каждый раз закрывая глаза, я чувствовал только этот душераздирающий костедробительный страх, что я мертвый лежал под землей. Что я ушел и никогда больше не появлюсь нигде, кроме как на крыше водонапорной башни.
Ни дома.
Не с Леной.
В конце концов, я сдался. Должен быть другой способ.
Если я хочу вернуться в Гэтлин, то есть некто, кто может знать как.
Тот, ктопосвятил свою жизнь тому, чтобы знать все обо всех живших здесь последнюю сотню лет.
Я знал, куда мне надо идти.
Я пошел вниз по дороге к старой части кладбища. Какая-то часть меня боялась увидеть почерневшие обломки там, где огонь спалил крышу спальни тети Прю. Но не стоило беспокоиться. Когда я увидел его, дом был таким же, как во времена, когда я был ребенком. Дул легкий ветерок, слегка поскрипывала веранда, стакан лимонада на столе. Все как я помнил.
Дверь была вырезана из хорошего Южного голубого гранита; Амма провела часы, выбирая его. "Такая достойная женщина, как твоя тетя заслуживает соответствующего надгробья,"- сказала Эмма .- "И вообще, если она не будет счастлива,она и с того света не оставит меня в покое." И то, и другое было верно. В верхней части надгробия изящный ангел держал компас в вытянутых руках. Я был готов держать пари, что не было другого ангела во всем Вечном покое, или, любом другом кладбище на юге страны, который держал в руках компас. Резные ангелы на кладбище Гэтлина держали разные цветы, некоторые держались за надгробия, как за спасательные жилетки. Но никогда не держали компас. Но для женщины, которая посвятила свою жизнь тайному изучению чародейских туннелей, это было правильно.
Под ангелом была надпись:
ПРЮДЕНС ДЖЕЙН СТЕТХАМ КОРОЛЕВА БАЛА
Тетя Прю сама придумала эпитафию. Она хотела, что бы на ее надгробии было высечено "ла королев дю баль". По словам тети Прю, это звучало по-французски. Но мой отец высказал мнение, что тетя Прю, будучи патриотом, не должна была возражать против последних слов, написанных на простом старом Южноамериканском английском. Я не был в этом уверен, но и спорить не собирался. Это была лишь крошечная часть обширной инструкции, которую она оставила, описывая собственные похороны, указав также список гостей, которых требовалось выпроводить из церкви.
Однако, простой взгляд на него вызвал у меня улыбку.
Не успел я даже постучать, как услышал звук собак, и тяжелая входная дверь распахнулась. Тетя Прю стояла в дверном проеме, ее волосы были еще накручены на розовые пластиковые бигуди, одна рука на бедре. Вокруг ее ног путались три йоркширских терьера, первые три Джеймса Харлона.