Прекрасное начало

Нас не стали осыпать лепестками роз или горстями риса – только Уилл и Генри пьяно закидали на прощание мятыми салфетками.

– Спокойной ночи! Спасибо, что пришли! – пыталась я перекричать свист и улюлюканье.

Беннетт нетерпеливо потянул меня за собой, через плечо помахав друзьям.

– Идем уже.

– Была рада вас видеть! – крикнула я снова в толпу.

Ему пришлось вытаскивать меня из бара – в прямом смысле, взяв на руки и перекинув через плечо. Гости отозвались на это ревом аплодисментов и новым шквалом салфеток.

Он отволок меня до вестибюля, поставил на ноги и принялся целовать губы, шею и плечи.

– Готова?

– Более чем.

Я направилась к лифту, но Беннетт вдруг поймал меня за руку и вытащил из кармана повязку.

– Это еще что такое? – насторожилась я. – Зачем она?

– Я собираюсь тебя похитить.

– Наверху нас ждет номер! – жалобно протянула я. – С огромной кроватью, галстуками для связывания и… – я заговорила тише, – бутылочкой смазки в тумбочке.

Рассмеявшись, он прижался ко мне лбом.

– А в лимузине тоже лежит сумка с галстуками, бутылочкой смазки и еще кое-какими штучками.

– Это какими?

– Доверься мне.

– Куда мы идем? – спросила я.

– Доверься мне.

– Мы куда-нибудь полетим?

Сердито зарычав, он хлопнул меня по ягодице.

– Черт возьми, женщина, сказал же: доверься мне.

– Мне хоть понравится?

– Еще как. А теперь заткнись.

Глава восьмая

Беннетт помог мне забраться в лимузин и надел на глаза повязку, туго затянув концы на затылке. Она была плотной и широкой, закрывая едва ли не все лицо – этот подонок догадался, что я стану подсматривать. Я полностью ослепла.

Зато я остро чувствовала, как он садится рядом, окутывая свежим запахом шалфея, и лижет мне ключицу.

– Ты что, собираешься трахнуть меня прямо в машине? – спросила я, слепо цепляясь за него.

Урчащий смех эхом отозвался во всем теле, и Беннетт переключил внимание на другую ключицу, а сам принялся неспешно задирать мне свадебное платье.

Пальцы защекотали колено, потом внутреннюю часть бедра и добрались до тонких, мало что прикрывающих трусиков, чтобы тут же оттянуть их и заскользить по голой и влажной плоти.

– Черт, – прошипел он. – Проклятие. Хлоя. – В меня глубоко нырнули сразу два пальца. – Кажется, сегодня я не смогу быть нежным.

Запрокинув голову, я подставила его губам шею и прошептала:

– Вот и славно. Нежности я сегодня не хочу.

– Это же наша брачная ночь, – притворно ужаснулся он. – Разве мне не следует возложить тебя на перину и доставить неземное удовольствие всеми мыслимыми и немыслимыми способами?

Вцепившись ему в запястье, я поглубже протолкнула в себя пальцы.

– На перину, значит? Если только ближе к утру, когда я вся буду в синяках.

Беннетт рассмеялся – так порочно и многообещающе, что по спине побежали мурашки. Дыхание обожгло мое ухо, и он спросил:

– Так мне можно быть грубым?

В горле пересохло.

– Даже нужно.

– И я могу извращаться по-всякому? – Я кивнула, и он прорычал: – Скажи вслух.

Я прерывисто выдохнула:

– Я хочу, чтобы ты извращался. Был диким и грубым. Я хочу именно этого.

Он вывернул руку и просунул в меня третий палец, так глубоко, что я почувствовала прохладу обручального кольца и закричала. Большой палец тем временем вырисовывал круги возле клитора, не касаясь, впрочем, нужного места. Шум машин за окном стал тише – только колеса шуршали по асфальту.

– Мы уезжаем из «Коронадо»?

– Да.

– Едем в аэропорт?

– Я что, мало стараюсь? – раздраженно спросил Беннетт.

– В смысле? – смущенно уточнила я.

– Я тут трахаю тебя пальцами, а ты прислушиваешься к тому, что происходит на улице!

Он убрал руку, стащил меня с сиденья и поставил на колени – судя по всему, у себя между ног. Я слышала, как он ерзает, устраиваясь поудобнее. В тишине зазвенела пряжка ремня и вжикнула молния.

– Вот, – выдохнул он, обхватывая ладонью мой затылок. – Теперь отсоси мне.

И хотя слова были грубыми, держал он меня очень бережно – будто боялся, что его неудержимая страсть разрушит наш новорожденный брак. Мы, в общем-то, обсуждали, как это будет, когда два одиночества вдруг поженятся – что в наших отношениях ничего не изменится, – но теперь, судя по всему, Беннетту было не по себе.

Мы говорили, что брак – это просто два кольца и клочок бумаги.

Мы заверяли, что между нами все останется по-прежнему.

Мы обещали, что в спальне у нас не будет запретов. Мы никогда не станем стесняться своих желаний.

Однако сейчас, скользя губами и языком по округлой головке, я чувствовала, что Беннетт сжимает руки вместо того, чтобы запустить их мне в волосы. А еще сидит неподвижно, не толкаясь, как обычно, в горло.

Поэтому я сделала первое, что пришло на ум: с тихим чмоканьем выпустила его изо рта и откинулась на пятки.

В салоне воцарилась полная тишина, не считая частого мужского дыхания и шелеста колес.

Наконец ровным голосом он спросил:

– Что случилось?

«Что случилось?» Беннетт, ты меня убиваешь своей покладистостью…

Жаль, что я не могла видеть его лица, но он, слава богу, понял, чего я добиваюсь, потому что глубоко вздохнул и спросил:

– Какого хрена ты остановилась?

О да! Уже лучше.

– Сам знаешь.