Прекрасное отчаяние

Его руки взлетают вверх и хватают меня за запястья, удерживая их в крепком захвате, прежде чем я успеваю попытаться толкнуть его снова.

— Слушай меня, и слушай внимательно, потому что я повторю это еще раз. С этого дня ты больше не будешь заниматься с Филипом. И вообще ни с кем.

— Этого не случится! Я буду делать то, что хочу, потому что…

Оставшаяся часть моего предложения обрывается вскриком, когда Александр берет меня за запястья и тащит к своему массивному столу. Я упираюсь в его руки и пытаюсь упереться каблуками в пол, но это не помогает даже замедлить его движение.

— Какого черта ты делаешь? — Рычу я. — Убери от меня свои руки.

Он отпускает меня и толкает к столу, когда мы наконец до него добираемся. Затем он поднимает антикварные песочные часы на гладкой столешнице и переворачивает их.

— Я возьму и следующий час еще через час, — объявляет он.

У меня сводит живот от непреклонной силы, которая пульсирует во всем его теле, когда он смотрит на меня. Это посылает пульсацию темного желания прямо в мою сердцевину.

— Спусти штаны, — приказывает он.

По телу пробегает толчок, но я медленно расстегиваю пуговицу и опускаю молнию на джинсах. Затем я начинаю стягивать их по заднице.

— И трусики тоже, — огрызается он.

Не сводя с него взгляда, я делаю то, что он говорит, и сдвигаю джинсы и трусики вниз. Как только я дохожу до середины бедер, он приказывает мне остановиться. Я хмурюсь, но молча смотрю на него, опустив руки по бокам.

— Теперь перегнись через стол, — приказывает он.

Мое сердце снова делает эту странную вещь, когда оно падает, а затем бьется в два раза сильнее.

— Не заставляй меня повторять, — предупреждает он.

Быстро двигаясь, я поворачиваюсь лицом к почти пустому столу и перегибаюсь через него. Так моя голая задница оказывается у него на виду. Закрыв глаза, я отгоняю вспышку смущения.

— Держись за край стола, — прорезает воздух его темный голос рядом со мной.

Я скольжу руками по массивному столу, пока не дотягиваюсь до другого края. Затем обхватываю край пальцами.

Шлепок.

Я слышу звук раньше, чем чувствую укус. Из моего горла вырывается возглас удивления от неожиданной боли, пульсирующей в моей заднице. Но прежде, чем я успеваю осознать, что Александр только что сделал со мной, это происходит снова.

Его рука ударяется о мою голую кожу со шлепком, который, кажется, эхом разносится по всей комнате. Я резко вдыхаю воздух сквозь зубы и извиваюсь, чтобы освободиться от его руки.

— Я сказал, держись за стол, — рычит он. — Не смей двигаться.

Шлепок.

С моих губ срывается хныканье, и я впиваюсь ногтями в дерево, когда его рука снова прижимается к моей заднице. И еще раз.

Я склонилась над столом, с голой задницей в воздухе, пока Александр Хантингтон шлепает меня…

Никогда в жизни я не чувствовала себя более униженной и более возбужденной.

Жар заливает мои щеки, а клитор пульсирует от внезапной отчаянной потребности, которую я даже не уверена, что понимаю. Я стону в полированную столешницу, пока Александр снова шлепает меня. Моя киска становится все более влажной с каждым шлепком. Жжение заставляет меня шевелить попкой, чтобы получить хоть какое-то облегчение, но мне удается подчиняться его приказам и оставаться согнутой над столом в таком положении.

После еще нескольких ударов он останавливается и опускает руку к моей киске. Я зажмуриваю глаза. Я знаю, что он найдет.

Черт возьми, что со мной не так?

Он выдыхает, когда чувствует, какая я мокрая, и я не могу понять, забавляется он или доволен.

Затем его ботинок упирается во внутреннюю сторону моей ступни, и он раздвигает мои ноги, расширяя мою позицию. Он пару раз проводит руками по моей заднице, успокаивая боль. Как раз в тот момент, когда я собираюсь сдвинуть свою задницу, чтобы помочь ему, он вставляет свой член в мою киску с достаточной силой, чтобы я вскрикнула.

Удовольствие бурлит в моих венах, когда он вытаскивает член, а затем снова погружается в меня.

Край стола впивается в мои бедра, пока Александр задает жестокий темп, трахая меня с доминированием, которое заставляет мое сердце колотиться, а сердце сжиматься.

— Ты… Здесь, — начинает он властным голосом, каждое слово сопровождается мощным толчком. — Чтобы. Бросить. Свою. Работу.

— Александр…

Он вонзается глубоко в меня, заставляя меня вскрикнуть и сильнее вцепиться в край стола, так как напряжение нарастает во мне, как гроза.

— Послушай меня. — Он продолжает входить в меня. Притязая на меня. Владея мной. — Я не хочу, чтобы он прикасался к тебе. Я не хочу, чтобы он даже дышал рядом с тобой. Поэтому ты перестанешь учить этого гребаного ублюдка. Я понятно объясняю?

Меня охватывает смятение. Почему его так волнует, что я провожу время с кем-то другим? Почему его волнует, что Филипп прикасается к моей руке или смеется над моими шутками? В любом случае это какая-то пещерная логика. Я могу общаться с кем хочу. С любым мужчиной, с которым захочу.

И это не его гребаное дело.