Прекрасное видение

Довольно быстро я поняла, что мы едем не в «Колхиду». За окном замелькали новостройки соседнего района. Забыв правила настоящих леди, я пристала с вопросами к водителю, но тот только улыбался и качал курчавой головой. Всерьез испугавшись, я уже начала подумывать о том, как выскочить из машины на полном ходу. К счастью, через несколько минут «БМВ» свернула с трассы в какой-то двор и остановилась перед подъездом обычной кирпичной пятиэтажки. Я вышла, исполненная достоинства и негодования. Впрочем, на шофера мой гневный вид не произвел никакого впечатления. Он, насвистывая, запер машину, открыл дверь подъезда и с самым почтительным видом пропустил меня внутрь.

– Лифта нет, уважаемая. Надо пешком. Если хотите – донесу на руках.

От этой сомнительной перспективы я отказалась и, пыхтя и кипя, как самовар, начала подниматься по лестнице. Мальчишка шел сзади. На площадке четвертого этажа он позвонил в одну из квартир, нахально улыбнулся мне и запрыгал по ступенькам вниз.

Дверь открыл Барсадзе.

– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.

Войдя, я с недоумением огляделась. Это была самая обычная хрущевская квартира с тесным коридором, смежными комнатами и, кажется, совмещенным санузлом. Лампочка в прихожей почти не давала света, и лицо Барсадзе показалось мне совсем черным. Он помог мне снять дубленку, встряхнул ее.

– На улице такой сильный снег?

– Георгий Зурабович, – резко сказала я, – зачем меня привезли сюда? Что это за квартира? Вы должны были хотя бы предупредить…

Секунду он удивленно смотрел на меня. Затем, что-то сообразив, улыбнулся:

– Извините меня, Нина. Да… конечно, должен был. Как-то не пришло в голову. Я уже говорил – вам незачем бояться. Здесь я жил с Вандой.

– Здесь?! – вырвалось у меня. Я тут же вспомнила огромный трехэтажный особняк Барсадзе за городом. Фотографию этого смахивающего на луарский замок сооружения как-то показывал мне Осадчий.

Барс, кажется, догадался, о чем я думаю.

– Я много раз предлагал ей жить там, в Солнцеве. Ее бы возили на работу и всюду, куда бы ей хотелось. Но она отказывалась. Почему-то ей не нравилось там. Говорила – как в Пушкинском музее, только старух по углам нет… Я не спорил.

«Попробовал бы», – неприязненно подумала я, проходя вслед за Барсом в комнату. Там тоже стояла полутьма, которая немного рассеивалась светом торшера у стены. Я села в кресло, осмотрелась.

Комната выглядела так, словно Ванда ушла отсюда час назад. На покрытом старой бархатной скатертью столе лежали ее книги, на стене висела афиша ансамбля «Эстрелла», где Ванда была одна, без Тони. Рядом с ней красовался рисунок акварелью – ночной средневековый город, луна и на переднем плане – самозабвенно целующаяся пара. Белая надпись внизу рисунка гласила: «Sevilia – corasson de flamenco». В углу, у шкафа, стояли две пары туфель. Одну из них я узнала – это были рабочие туфли Ванды для танца. За дверью висела гроздь оборок, алых кружев и блесток – концертный костюм. Что он здесь делал?

– Ванда танцевала иногда, – пояснил севший напротив Барс. – Когда я просил. В этом она никогда не отказывала. Правда, говорила, что это непрофессионально… Что в сто раз хуже, чем она могла раньше. Но я не понимал, почему хуже. Это было… самое красивое, что я видел в жизни.

На подоконнике стояла открытая бутылка вина. В свете торшера было заметно, что в ней почти ничего не осталось. Теперь стало понятно, почему голос Барса показался мне странным.

Барсадзе, проследив за моим взглядом, поднял обе ладони:

– Не подумайте ничего, Нина…

– Вы пьяны, – сурово сказала я.

– Я? – искренне удивился он. – От такой бутылки мой младший сын не будет пьяным. Если бы был хоть ящик – тогда бы я вас, конечно, не пригласил.

Похоже, он не врал. И все же, несмотря на относительную трезвость районного мафиози, мне не хотелось надолго задерживаться здесь. Я собралась с мыслями и как можно связнее изложила Барсу все, что мы узнали в монастыре. Он слушал, как обычно – не перебивая, не задавая вопросов. Терпеливо ждал, когда я прервалась на минуту, чтобы закурить. Лицо его пряталось в тени.

Когда я закончила, Барс тяжело поднялся. Прошелся по комнате, остановился у стены, полностью заслонив торшер, и огромная тень протянулась по полу к моим ногам.

– Я не знаю, что делать, Георгий Зурабович, – сказала я ему в спину. – Этот мальчик, Миша, сказал, что могут быть замешаны очень большие деньги. Ведь Ванда… Она же могла впутаться во что угодно. И никто ничего не знал. Я боюсь.

– Я тоже боюсь, – не сразу отозвался он. – Дело в том, что… В тот раз я не сказал вам всего. Вернее, я сам еще не знал. Заметил только сегодня и… очень испугался.

– Испугались… чего? – севшим от страха голосом переспросила я. По спине пробежал мороз.