Попытавшись сесть, я почувствовала себя так, словно швы, наложенные мне после кесарева, разошлись. Должно быть, я громко закричала, потому что и Иэн, и медсестра замерли, обернувшись ко мне. Я поняла, из-за чего они сцепились – из-за маленькой белой открытки, обычно прилагающейся к букетам при доставке.
Однако букета мне никто не преподносил.
Схватив эту открытку, Иэн произнес тихо, но твердо:
– Я не хочу ее расстраивать.
Медсестра, крупная рыжеволосая дама, выглядевшая так, словно была не прочь выйти на улицу и выяснить отношения с Иэном на кулаках, ответила:
– Она имеет право знать, что кто-то угрожал ее ребенку. Мы должны позвонить в полицию!
Мне было очень больно. Перед глазами у меня плавали белые точки. Я чувствовала себя так, словно меня ударили ножом. На полу царил полный беспорядок. Это привело меня в замешательство. Повсюду валялись осколки стекла, искусственный мох и черные лепестки. Иэн все никак не отпускал руку медсестры. На секунду, сквозь вспышки ослепляющей боли, мне показалось, что Иэн плакал.
Нет. Такого быть просто не могло. Иэн никогда не плачет.
Проснувшись в больничной палате и увидев, как Иэн ссорится с медсестрой из-за открытки к композиции из черных цветов, валявшихся теперь на полу, я почувствовала себя совершенно разбитой, ужасно огорченной и очень испуганной. Из-за большого количества препаратов я ощущала слабость и, честно говоря, у меня не было никаких сил на то, чтобы спорить с ним из-за этой проклятой открытки. Пока мы ехали домой, я берегла голос, каждые несколько секунд поглядывая то на кукурузные поля за окном, то на ровным счетом ничего не выражавшую серую спинку детского креслица, которое было установлено на заднем сиденье. Я отчаянно хотела добраться домой и наконец увидеть личико своего ребенка.
Иэн болтал без умолку.
– Не о чем волноваться, Мэдди. Эта открытка… Честно, Мэдди, говорю тебе: это чья-та идиотская шутка. Вероятно, со стороны кого-то, кому я не нравлюсь и кто хотел испортить нам торжественный момент. Но мы ведь не позволим этому случиться, правда, Лепесточек? Не позволим кому-то сделать это с нами.
– Что в ней говорилось?
– В открытке?
– Да, в гребаной открытке!
– О, что-то вроде «надеюсь, твой дурацкий ребенок не будет давать тебе спать по ночам». Что-то вроде этого.
«Надеюсь, твой дурацкий ребенок не будет давать тебе спать по ночам». Я покачала головой.
– Ты врешь. Это нелепо.
– Нет, не вру. Там было что-то вроде этого.
– Это была Фиона, – сказала я, в действительности думая о Джоанне.
– Нет, не она. Это была чья-то идиотская шутка. Забудь об этом.
Однако я четко видела, что его эта открытка задела за живое не меньше, чем меня.
Иэн отказался от предложения девяностодневной работы в Саудовской Аравии, чтобы находиться рядом со мной до и после рождения Чарли. Это было хорошо, потому что после инцидента в палате мне все никак не становилось лучше. Через три дня после выписки из больницы у меня по-прежнему была температура. Я пила то парацетамол, то ибупрофен и начинала подозревать, что мне занесли инфекцию во время кесарева сечения и она оказалась очень серьезной. Я вызвала врача на следующее утро, поскольку не была уверена, что смогу справиться сама.
Я проснулась и потянулась к Иэну, зная, впрочем, что лежу в кровати одна. Моя рука скользнула по простыне, пропитанной потом после его короткого отдыха, когда он, ворочаясь, пытался заснуть рядом со мной. Моя температура подскочила еще сильнее. Стоявшая рядом маленькая кроватка Чарли тоже была пуста. Их не было обоих. Ощутив прилив адреналина, я в панике подскочила. Я пыталась мыслить здраво. Несомненно, Чарли был с Иэном. Однако эта мысль не приносила мне облегчения.
Раньше, еще до рождения Чарли, я иногда вставала с постели и шла искать Иэна. Обычно я находила его сидящим в одиночестве в подвале. Зажав в зубах сигарету, он бессмысленно таращился в потолок. Бывало, я клала подбородок ему на плечо, целуя его огрубевшие шрамы. Иногда я, посчитав, что будет лучше оставить Иэна в покое, тихо поворачивалась и возвращалась в постель, не потревожив его.
В ту ночь, пылая от жара и ощущая сильнейшее, непреодолимое желание найти Чарли, я на цыпочках спустилась до середины лестницы. Я слышала, как Иэн напевал на кухне что-то себе под нос. Слышала, как свистит чайник. Оказавшись внизу, я увидела Иэна стоящим у холодильника. Чарли агукал в своей корзинке, которая стояла на диване, размахивая в воздухе кулачком. Я почувствовала неимоверное облегчение. Иэн готовил Чарли еду.