Прекрасность паранойи (СИ)

Но в добротном "множественно кодированном" "гипертексте" Крусанова фигурируют и многие идеи, образы, навязчивые представления современных российских интеллектуалов, продиктованные текущим историческим моментом. Так, Крусанов цитирует, дублирует, иллюстрирует идеи и образы своего близкого приятеля, петербургского философа, эссеиста и писателя А.Секацкого, феноменолога "чистого авантюрного разума" и "духа воинственности". Эзотерический орден "пламенников" ("могов"), способствующий воцарению Ивана Некитаева прямо заимствован из романа Секацкого "Моги и их могущества", а сам Иван - типизированный Секацким "воин блеска", который "творит своё искусство легко, как бы играючи. Бог войны Марс не годится ему в покровители, это бог воинов Ярости. Его бог - это Шива, танцующий Шива, в танце разрушающий Мир"49. Кроме того, "Укус ангела" обнаруживает множество параллелей с кругом идей левых радикалов-традиционалистов (А.Дугин и его круг). Это и биполярная геополитическая констелляция, основанная на извечном противостоянии "теллурократии" (Россия-Евразия) как оплота сакральной традиции и "талассократии" (Атлантика) как оплота профанного модерна, и ценностная иерархия, где правда выше права, жертвенность выше безопасности, холизм выше индивидуальной свободы... Своё воплощение в романе Крусанова находит и коренная ревизия общепринятой концепции всеобщей истории, отводящая доминирующую роль в ней русскому этносу и покусившаяся на такую "святая святых", как её хронология (А.Фоменко и его школа), и проповедь автаркического национал-капитализма (А.Севастьянов и др.), и ностальгирующая по громадью пятилетних планов эстетика больших величин (А.Проханов и др.)...

Правда, в одном из интервью Крусанов открещивается от сторонников реставрации былых общественных формаций: "...я отнюдь не приветствовал бы возвращение Империи ни в ее советском изводе, ни в романовской, значительно ныне романтизированной, версии. Тот строй духа, о котором идет речь, вожделеет некой идеальной формы, вожделеет Небесной Империи - она еще только ждет своего создателя. Вместе с тем носитель духа, конечно же, осознает, что Небесная Империя, как и всякий трансцендентный объект, скорее всего, недостижима. В этом смысле я "имперец" леонтьевского, что ли, толка, потому что в первую очередь меня привлекает не порядок, не могущество, не "железная рука", а эстетика Империи. Хотя в известном смысле эти вещи взаимосвязаны..."50.

Критикой "Укус..." был встречен с известной растерянностью, если не сказать - с испугом. Правые "державники" старого закваса сочли, что "Укус ангела" совершенно логично завершает антитрадиционный путь либеральной литературы. Литературы, не впускающий русский народ в свой мир как положительный и страдательный "элемент"51. Левые либералы сетовали: "В начале 90-х, когда все боялись повторного пришествия коммунистов, никто не мог предположить, что к концу десятилетия в России появится другая, куда более мрачная идеология, и ее проводниками станут вовсе не брутальные защитники Белого дома октября 1993 года, а наиболее рафинированные представители питерской интеллигенции..."52. Лишь немногие пытались нейтрализовать взрывоопасный эффект крусановского романа, акцентируя его бесспорные карнавально-игровые интенции (например, Б.Парамонов в эфире радио "Свобода"53).