- А коньяк и абсолютно и относительно?
- Во-во. Хочешь - лезь. Все твое будет.
- А я бы залез.
- А ты и залезь.
- Я бы залез, так ведь как? Столб склизкий, я туда не долезу.
- Валенки сыми.
- Все одно не долезу.
- Это точно, что не долезешь. Потому что кто долезет, тот коньяк выпьет, а петуха унесет домой.
- Тогда ты лезь.
- Я тоже не долезу.
- Почему?
- Тут ум и грамота нужны. А я грамоте слабо обучен.
- Кто ж долезет?
- Так вон они щас и лезут, но они все равно не долезут.
- Глупые люди! Тут ум и грамота нужны. Эх, кабы кошки монтерские...
- Э-э, нет. Кошки противуречат правилам.
- Тоже верно.
- Так а как же, ребята, они эту хреновину туда прицепили? Кто лазил.
- Никто. Это - недостигаемая вышина.
- Почему?
- Потому что.
- Как же они достигли?
- А никак. Блочок, трос, по канатику подняли.
- Обманывают народ.
- Тебя обманешь! Ты на свою харю в зеркало посмотри.
- Это ты совершенно справедливо, Федор, говоришь. Со-вер-шенно справедливо...
"Кошки? Нет... Кошки противуречат. А как же тогда? Ведь кто-то должен долезть, должен доказать, должен покорить это стальное небо? Я ль не умен, я ль не грамотен, я ль не закален? И если не я, то кто же? Неужели эти выпившие лица? Эти дряблые мускулы? О-о-о, нет! Я докажу! Я вознесусь в наше стальное небо!.."
И не поломанная еще голова Мирзликина заработала. Парень думал, сопоставлял, изучал опыт добровольцев. Добровольцы шлепались. Добровольцы карабкались по обледенелому шесту. Товарищи толкали их снизу в теплые пятки. Доброволец повисит немного, как лапша, и шмякнется вниз.
"Если кошки противуречат, то есть ведь, что не противуречит? Ведь не может быть, чтобы не было ничего?"
И внезапно - озарило. Озарение... Простота, близкая к прекрасности...
Мирзликин подошел к ларьку и купил банку искусственного меда. Он вскрыл банку перочинным ножом и вылил мед на свои неснятые штаны, надетые на ноги. Втер мед, после чего и руки Мирзликина стали липкими.
И - липкорукий, липконогий Мирзликин в липких своих штанах и липком болгарском пальто прямо подошел к символическому шесту и, не дав никому опомниться, взлетел, вознесся туда, в недосягаемую вышину обледенелого шеста, туда, в апофеоз проводов русской зимы, в это стальное небо, в это холодное пространство, где жила, как живая, в холщовом мешке бутылка "Коньяк" и почему-то молчал, как зарезанный, петух в клетке.
А внизу праздник проводов так называемой русской зимы разгорался, горел, не чадил и не угасал.
Прекрасные тройки Горуправления коммунального хозяйства, изукрашенные пестрыми лентами, возили желающих туда и сюда! Торговые точки изрыгали напитки и закуски! Разрывались гармоники и баяны! По-шмелиному, но в тысячу крат сильнее гудели транзисторы, гитары. О, праздник! О, вихрь праздника! Вихрь! Не говорите, что это не был вихрь, я вас совершенно не желаю слушать! Пестрое кружение! Ленты! Русские! Цыгане! Белорусы! Армяне! Евреи! Украинцы! Вихрь! Снег! Снег! Милый русский снег, затоптанный валенками, сапогами, ботинками! Снег! Снег! Вихрь! Вихрь! И не сон ли все, что происходит?
И стоял среди прочих веселящихся прямо в толпе, вместе с народом, лично сам товарищ Агамедов Иван Маркелыч с дочкой. Высокий, представительный мужчина с лицом хорошо потрудившегося шахтера, перешедшего работать наверх, он просто и заразительно смеялся, придерживая за локоток свою семнадцатилетнюю дочь Наточку, одетую в простые замшевые сапоги на платформе и белый дубленый полушубок. Маленькие карие глазки девушки тоже горели, как угольки, радостью праздника. Временами она забывалась и по-детски прыскала в ладошку, как Наташа Ростова, набираясь этих кусочков жизненных впечатлений о социуме, народе, зная, что они, впечатления, неожиданно, по-большому волнительно вдруг всплывут в вашей голове уже в зрелые годы, особенно если вы собираетесь поступать в МГУ, ВГИК, Литинститут, МГИМО или еще куда-нибудь, где изучают социум, исследуют и любят народ.
- Пап, смотри! - восхитилась Наточка.- Какой-то мужчина все-таки залез на столб.
- Да, дочка, да,- искренне сказал Агамедов.- Так всегда бывает, если человек чего-то очень хочет добиться.
- Как ты, например, да? - вроде бы невинно спросила девушка.
- А хотя бы как я,- не смутился папа.- Если человек чего-то очень хочет добиться, то его мечта обязательно сбудется. Нужно только лучше заниматься спортом, а также горячо любить свою Родину, как писал об этом Аркадий Гайдар. Ты помнишь это место в одной из его прекрасных книг?
- Ну, па-а-па! Я давно уже вышла из того возраста, чтобы читать Гайдара,- сказала Наточка, надув капризные губки.
- А зря,- нахмурился отец, внимательно глядя на нее.- Читать и перечитывать Гайдара никогда не поздно. Я бы на твоем месте почаще это делал, вместо того чтобы крутить дурацкую музыку и вести сомнительные разговорчики. Ведь именно вам, молодежи, доверим мы со временем наше знамя. Но готовы ль вы его нести? Вот в чем вопрос...
Девушка вспыхнула, повернулась к отцу спиной и стала выбираться из толпы.