Прекрасность жизни. Роман-газета.

«Пожалуй, и это какая-то странноватая сумма для борща флотского, салата, эскалопа и «кофе с молоком». Ну и ладно! Однова живем!» — мелькнуло у нас в голове, и мы вынули кошелек, дав еще и на чай ровно 43 копейки. Не поинтересовавшись, как бы это подобало путешественникам, что она имеет в виду под словом «день».

— Браво, браво! — сказал Тихон Лукич и захлопал в сухие ладошки. Официантка глядела на него с нескрываемой ненавистью.

...И на этом дорожная запись в нашем блокноте обрывается. Но если напрячься, можно вспомнить, что Тихон Лукич пытался проводить нас к «Метеору», видя в нас, по его выражению, «людей столичных, близких к интеллектуализму», отчего мы сильно засомневались в достоверности рассказанной им истории, равно как и в том, что он вообще имеет какое-либо отношение к ТВ.

Наши сомнения в какой-то степени, но не до конца, подтвердил несколько раз упомянутый в блокнотных записях рыбак в японских ботфортах до пояса за 55 рублей.

— Все свистишь да шьешься? Дело когда будешь делать? — спросил он Тихона Лукича, сплюнув прямо в Онегу окурком сигареты «Мальборо», когда мы шли по сходням. Тихон Лукич отвернулся и сделал вид, будто не слышит вопроса, но, когда мы ступили на твердую землю, робко обратился к нам:

— Вы хоть что-нибудь поняли?

— Да, мы поняли практически все,— ответили мы, и Тихон Лукич помрачнел, ушел в себя.

Лил дождь. На причале было многолюдно. Иностранцы хором запели какую-то иностранную песню. Тихон Лукич все же попытался продать нам бутылку водки за 20 рублей, объясняя свой запоздалый поступок тем, что в ресторане он так и не нашел нужного момента, конкурируя с официанткой, которая сама торгует водкой, да только мы ей «не показались». Мы вежливо, но твердо отклонили его предложение, объяснив, что, во-первых, уже отобедали, а во-вторых — через два часа будем в Петрозаводске. Петрозаводск — не остров, мы купим там водки сколько угодно по твердой государственной цене. Задали вопрос, изучая жизнь, не страшно ль ему в наши времена заниматься таким опасным промыслом, и он сказал, что страшно, но чтоб мы ему верили, на телевидении он действительно работал, а рыбак — подлец.

Сгорбленная фигурка его плелась по склизким деревянным мосткам обратно в ресторан. Рыбак в японских ботфортах до пояса за 55 рублей, о чем-то коротко поговорив с ним, съездил ему спиннингом по шее. Крепчало. Теплоход отплыл. Зеленоватые волны бились о стекла иллюминатора. Купола, купола, купола... Кресты... Таинственна родная Русь, и кто на ней врет, кто говорит правду, разобраться практически невозможно.

ГЛАВА 1983

С чего начинается Родина

Представьте себе — апрель месяц, а холодно-то. Господи, как холодно! Потому что — Сибирь. Заснеженный аэропорт города К., колеса буксуют, а хлопья все падают и падают, не пуская самолеты лететь дальше.

Скучно. Книг больше нету сил читать, да и книг тех уже нету. Все печатные и рукописные объявления, все киоски обследованы, изучены. К черту эти киоски, к черту объявления! Путешественнику лететь охота, а не дают. Что хочешь делай, только не лети. Нету погоды.

Я тогда зашел в сортир. Там было на диво чисто и опрятно. Блестели никелированные краны. «Кап-кап-кап» — тихонечко капала вода, а у батареи парового отопления, стояли валенки с портянками. Пустые, громадных размеров.

Вскоре зашумела сортирная вода, и из кабинки вышел босой человек. Я разинул рот, а он, не обращая на меня внимания, подошел к кранам, вымыл босые ноги, поочередно их задирая, после чего обулся в валенки, после чего потоптался для уверенности, после чего стал патологически-тщательно мыться. Я никогда этого не видел, чтобы обычный человек так патологически-тщательно мылся. Я видел, что хирурги так моются в художественных фильмах, а чтобы человек вынимал из карманов полушубка пилочки для ногтей, лосьоны, ватные тампоны — этого я никогда не видел. Я стоял, разинув рот.

— Ты за нуждой сюда пришел или на меня рот разевать? — наконец-то обратился ко мне человек.

— За нуждой,— признался я.— Но послушайте...

— Нечего мне тебя слушать, пошел бы ты...— сказал человек, вытер руки о собственное махровое полотенце и ушел.

Вскоре и я покинул это заведение. Нельзя сказать, чтобы я уж совсем сгорал от любопытства. Мало ли кого встретишь в нашей чудной жизни. Но самолет все не пускали, и я пошел в ресторан. Там было пиво, но были заняты все места. Там я увидел чистюлю. У него за столиком было место. Но вышел уже строгий мужчина в черном пиджаке и громко сказал какому-то неопрятному старичку, торчащему в дверях:

— Аквилант Мефодьевич, я вас попрошу посторонних больше никого не пускать. Согласно постановления месткома, мы тут будем на законных основаниях гулять день рождения одного из наших товарищей...

И Аквилант попер меня к выходу, так что лишь тогда я был вынужден обратиться к этому человеку:

— Простите, здесь место у вас не занято?

— Не занято,— сказал он.

— Тогда я сяду? — сказал я.

— Садись, мое какое дело? — поморщился он.

Я и сел. Аквилант заворчал, но за двадцать копеек тут же успокоился.